Филе из палтуса - [21]
– Позвольте мне попробовать сделать что-нибудь с ним, мистер Ромилли? – спросил я.
– Что? Ты про нашу витрину?
– Ну да. Все равно его… надо бы… надо уже почистить. Вот я и подумал, может быть, попробовать по-новому его декорировать.
– Прямо не знаю… – задумчиво произнес мистер Ромилли. – Не знаю. Сам понимаешь, это важнейший, центральный элемент витрины. Именно он привлекает к нам покупателей.
Мистер Ромилли был совершенно прав, однако покупателей привлекали пестрые стайки разноцветных рыбок, а не попытки декорировать аквариум, придававшие ему сходство с изрытой пустошью.
– Я только попробую, ладно? – не сдавался я. – Если не получится, сделаю, как было раньше. Я готов… готов потратить на это половину рабочего дня.
– Ну что ты, зачем же, – взволнованно произнес мистер Ромилли. – С какой это стати тебе все дни проводить в стенах магазина. Молодой парень… тебе необходимо пройтись, подышать свежим воздухом… Ладно, согласен, попробуй, и поглядим, что получится.
В половину дня я не уложился, поскольку приходилось отвлекаться на покупателей, которые приходили за трубочниками, или дафниями, или квакшами для своего садового пруда. Над большим аквариумом я трудился с усердием, достойным всяческого подражания. Соорудил песчаные дюны и красивые горки из гранита. В ложбинах между гранитными горками посадил валлиснерию и другие, более нежные растения. На поверхности воды разместил крохотные белые цветки, напоминающие миниатюрные кувшинки. Песком и камешками замаскировал довольно уродливые с виду подогреватель, аэратор и термостат. Завершив эти работы и возвратив в аквариум ярко-красных меченосцев, глянцевитых черных молли, серебристых топориков и будто светящихся неоновых рыбок, я отступил на несколько шагов, созерцая свое творение, и сам восхитился своими талантами.
Мистер Ромилли пришел в восторг, чему я, понятно, был очень рад.
– Великолепно! Изящно! – воскликнул он. – Просто изящно!
– Ну вы же знаете поговорку, – сказал я, – у хорошего учителя и ученик хороший.
– Ладно, ладно льстить мне. – Он шутя погрозил мне пальцем. – Это тот самый случай, когда ученик превзошел учителя.
С той поры мне было позволено декорировать все аквариумы и террариумы. Подозреваю, что в душе мистер Ромилли был только рад освобождению от необходимости проявлять в столь утомительном деле свое полное отсутствие изысканного вкуса.
После одного-двух экспериментов – где лучше проводить обеденный перерыв – я остановился на маленьком кафе поблизости от зоомагазина. Здесь я приметил добрую официантку, которую нехитрой лестью склонил подавать мне повышенную норму сосисок с картофельным пюре и предупреждать о смертельной опасности, исходящей от обозначенной в меню тушеной баранины с луком и картофелем. Однажды, направляясь в это кафе, я обнаружил, что кратчайший путь туда пролегает через узкий переулок между большими магазинами и высокими жилыми домами. Переулок был вымощен булыжником, и, входя в него, я чувствовал себя так, словно меня перенесли во времена диккенсовского Лондона. Часть переулка окаймляли деревья, а дальше располагались крохотные лавки. Одна из них, обитель Генри Белоу, свидетельствовала, что наш зоомагазин – не единственный в округе.
За грязным окном размером два на два метра витрина уходила вглубь примерно на полметра и была заполнена маленькими квадратными клетками, в каждой из которых содержались одна-две птички – зяблики, зеленушки, коноплянки, канарейки, волнистые попугайчики. Пол внизу был покрыт толстым слоем шелухи и помета, но сами клетки блистали чистотой, и внутри их зеленели веточки крестовника или латука, а снаружи была прикреплена белая бумажка с кривыми буквами: «ПРОДАНО». За стеклянной дверью висела желтая кружевная занавеска, а между ней и стеклом готические буквы на куске картона вежливо приглашали покупателя входить. Обратная сторона, как мне предстояло убедиться, так же учтиво извещала, что магазин закрыт. За все дни, что я топал по булыжнику, спеша проглотить свои сосиски с картофельным пюре, ни разу не видел, чтобы в эту лавку входили или ее покидали покупатели. Она производила совершенно безжизненное впечатление, если не считать птичек в витрине, которые иногда вяло перепрыгивали с жердочки на жердочку. Шли недели, и я никак не мог взять в толк, почему покупатели не уносят проданных пернатых. Не могли же все новые владельцы трех десятков отобранных пичуг одновременно отказаться от покупки? И даже если так вдруг случилось, почему не убраны бумажки с надписью «ПРОДАНО»? Ограниченное время обеденного перерыва не позволяло мне углубиться в раскрытие этой тайны. И все же случай представился в один прекрасный день, когда мистер Ромилли, который порхал по магазину, напевая «Я маленькая пчелка», спустился в подвал и вдруг издал тонким голосом крик, выражающий предельный ужас.
– В чем дело, мистер Ромилли? – осторожно справился я.
Мистер Ромилли показался внизу, держась руками за голову, лицо его выражало предельное отчаяние.
– Какой же я глупец! – причитал он. – Какой глупец, глупец, глупец!
Видя, что речь идет не о каком-то моем прегрешении, я воспрянул духом.
