Фихте - [6]
В этих высказываниях проявляется личность, возвышающаяся над повседневностью, обнаруживается мыслитель, для которого мышление не есть лишь спекуляция, а должно быть предпосылкой и следствием практической деятельности. Правда, в конечном счете Фихте все же впадает в спекуляцию даже там, где он мнит себя наиболее практическим, где поводом для его изложений служат непосредственные исторические события, как, например, в «Речах к немецкой нации». Но это доказывает не то, что Фихте когда-либо изменил своим устремлениям, а лишь то, что исходная точка его мышления, а следовательно, и его деятельности была ошибочной. История осудила не страстно стремящуюся к деятельности личность Фихте, а его субъективно-идеалистическую философию.
Характерное для Фихте стремление к практическому воздействию становится особенно ясным при сравнении с Кантом. Фихте отождествляет себя с каждым своим произведением, даже с каждым своим словом, и рассматривает всякое нападение на свои книги как направленное против своей личности, до конца борется, спорит и, если нужно, готов страдать за свои написанные и сказанные слова, особенно если эти нападки ведутся со стороны государственных властей, это наглядно показало его поведение в ходе «спора об атеизме».
Кант в отличие от этого полагал: «Когда сильные мира сего охвачены состоянием опьянения, вызванного то ли дыханием богов, то ли исчадием ада, тогда пигмею, которому дорога своя голова, следует посоветовать не вмешиваться в их споры, пусть даже самым осторожным и почтительным обращением, прежде всего потому, что те его все равно не услышат, но зато другие, выступающие доносчиками, извратили бы его слова… А для простой толпы? Это был бы напрасный и даже во вред ей самой идущий труд» (55, стр. 417). Тут ясно проглядывает готовность идти на компромиссы, которая на самом деле составляет основную черту не только характера Канта, но и его философии. Указание Ленина, что «основная черта философии Канта есть примирение материализма с идеализмом, компромисс между тем и другим» (11, стр. 206), относится не только к решению Кантом основного вопроса философии, это указание надо понимать гораздо шире. Момент примирения, компромисса, присущ всей философии Канта в целом, начиная со «Всеобщей естественной истории и теории неба» и кончая посмертным «Opus posthumum».
В этой черте кантовской философии Фихте сразу увидел ее слабость. И он пытается освободить «критическую философию» от этой слабости, увести ее из области чистой спекуляции, где она оставалась у Канта, в область практических действий. То, что эта попытка Фихте не удалась и что это невозможно было осуществить в рамках той эпохи и с позиций его класса из-за тех субъективно-идеалистических следствий, которые Фихте выводил из «критической философии», — это уже другая сторона вопроса. В данном случае важно помнить, что Фихте понимал переход от «критической философии» к наукоучению не только как спекулятивный процесс, но и как стремление придать практическую направленность тем тенденциям философии Канта, которые Фихте признавал правильными. Та неудачная полемика, которая велась между Кантом и Фихте на грани XVIII–XIX вв., имеет своей основой полное непонимание Кантом указанных намерений Фихте [7].
Готовность к компромиссам Фихте считал недостойной философа, и, кроме того, она противоречила существу его философии. Владевшая Кантом боязнь быть каким-либо образом втянутым в «дела мира сего» была настолько чужда Фихте, что многим своим современникам он казался загадочным, а его поступки неоднократно вызывали у них то недоумение, то восхищение или даже благоговейный страх. Не раз слушатели Фихте указывали, что он рассматривал свои лекции не просто как выполнение взятых на себя общественных обязанностей, а как своего рода миссию, к выполнению которой он, Фихте, призван. Карл Форберг, например, записал: «Основной чертой его (Фихте. — М. Б.) характера является высочайшая честность. Такой характер обычно мало интересуется деликатесами и тонкостями поведения… Лучшие места из написанных им носят всегда характер величия и силы. Тон, которым он обычно говорит, резок и оскорбителен. Да и говорит он не столь красиво, но все его слова полны значения и веса… Его дух — это беспокойный дух; он жаждет возможности многое свершить в этом мире. Речь Фихте гремит, как буря, рассыпающая удары молний. Он не бередит… но поднимает душу… Его взор карает; его поступь полна непокорности. Фихте хочет через посредство своей философии руководить духом эпохи; он знает ее слабые стороны и потому подходит к делу со стороны политики» (52, стр. 72).
Другой слушатель, Иоганн Георг Рист, следующими словами передает в своих «Воспоминаниях» впечатление, которое на него произвел Фихте в Иене: «Беспощадность и императивность его (Фихте. — М. Б.) дедукций и положений мне вполне нравились, но, с другой стороны, мой свободный дух не смог подчиниться тому железному принуждению, которое последовательности ради стремилось подмять под себя все обстоятельства жизни. Фихте воистину был могучим человеком; часто я в шутку называл его Бонапартом философии, и много сходства можно было найти у них обоих. Не спокойно наподобие мудреца, а как бы сердито и воинственно стоял этот небольшой, широкоплечий человек на своей кафедре, и его каштановые волосы аккуратно обрамляли морщинистое лицо… Когда он стоял на своих крепких ногах или шагал, то казался вросшим в землю, на которую опирался, казался уверенным и непоколебимым в ощущении своей силы. Ни одного нежного слова не изрекали его уста и ни одной улыбки; казалось, что он объявил войну этому миру, противостоящему его Я, и стремился сухостью скрыть недостаток изящества и достоинства» (51, стр. 65).
Макс Нордау"Вырождение. Современные французы."Имя Макса Нордау (1849—1923) было популярно на Западе и в России в конце прошлого столетия. В главном своем сочинении «Вырождение» он, врач но образованию, ученик Ч. Ломброзо, предпринял оригинальную попытку интерпретации «заката Европы». Нордау возложил ответственность за эпоху декаданса на кумиров своего времени — Ф. Ницше, Л. Толстого, П. Верлена, О. Уайльда, прерафаэлитов и других, давая их творчеству парадоксальную характеристику. И, хотя его концепция подверглась жесткой критике, в каких-то моментах его видение цивилизации оказалось довольно точным.В книгу включены также очерки «Современные французы», где читатель познакомится с галереей литературных портретов, в частности Бальзака, Мишле, Мопассана и других писателей.Эти произведения издаются на русском языке впервые после почти столетнего перерыва.
В книге представлено исследование формирования идеи понятия у Гегеля, его способа мышления, а также идеи "несчастного сознания". Философия Гегеля не может быть сведена к нескольким логическим формулам. Или, скорее, эти формулы скрывают нечто такое, что с самого начала не является чисто логическим. Диалектика, прежде чем быть методом, представляет собой опыт, на основе которого Гегель переходит от одной идеи к другой. Негативность — это само движение разума, посредством которого он всегда выходит за пределы того, чем является.
В Тибетской книге мертвых описана типичная посмертная участь неподготовленного человека, каких среди нас – большинство. Ее цель – помочь нам, объяснить, каким именно образом наши поступки и психические состояния влияют на наше посмертье. Но ценность Тибетской книги мертвых заключается не только в подготовке к смерти. Нет никакой необходимости умирать, чтобы воспользоваться ее советами. Они настолько психологичны и применимы в нашей теперешней жизни, что ими можно и нужно руководствоваться прямо сейчас, не дожидаясь последнего часа.
На основе анализа уникальных средневековых источников известный российский востоковед Александр Игнатенко прослеживает влияние категории Зеркало на становление исламской спекулятивной мысли – философии, теологии, теоретического мистицизма, этики. Эта категория, начавшая формироваться в Коране и хадисах (исламском Предании) и находившаяся в постоянной динамике, стала системообразующей для ислама – определявшей не только то или иное решение конкретных философских и теологических проблем, но и общее направление и конечные результаты эволюции спекулятивной мысли в культуре, в которой действовало табу на изображение живых одухотворенных существ.
Книга посвящена жизни и творчеству М. В. Ломоносова (1711—1765), выдающегося русского ученого, естествоиспытателя, основоположника физической химии, философа, историка, поэта. Основное внимание автор уделяет философским взглядам ученого, его материалистической «корпускулярной философии».Для широкого круга читателей.
В монографии на материале оригинальных текстов исследуется онтологическая семантика поэтического слова французского поэта-символиста Артюра Рембо (1854–1891). Философский анализ произведений А. Рембо осуществляется на основе подстрочных переводов, фиксирующих лексико-грамматическое ядро оригинала.Работа представляет теоретический интерес для философов, филологов, искусствоведов. Может быть использована как материал спецкурса и спецпрактикума для студентов.
В книге впервые в советской историко-философской литературе дается систематический анализ философских взглядов С. Кьеркегора — предшественника экзистенциализма, философского учения, Широко распространенного в современном буржуазном обществе.Автор показывает специфику субъективного идеализма Кьеркегора. В книге критически рассматриваются основные категории экзистенциализма в том виде, как они выступают у Кьеркегора; прослеживается влияние идей Кьеркегора на современную буржуазную философию.
Книга посвящена одному из крупнейших мыслителей второй половины XVIII — начала XIX века. Особое внимание в ней уделяется творческой биографии мыслителя. Философское и естественнонаучное мировоззрение Гёте представлено на фоне духовного развития Европы Нового времени.Для широкого круга читателей.
Книга посвящена жизни и творчеству великого арабского мыслителя XIV - начала XV в. Ибн-Хальдуна, предпринявшего попытку объяснить развитие общества материальными условиями жизни людей. В ней рассматриваются и общефилософские, экономические и социально-политические взгляды философа. Особое внимание уделено его концепции государства. Книга предназначается всем интересующимся историей философии и социально-политической мысли.
Н. Милеску Спафарий (1635–1708) — дипломат, мыслитель, ученый, крупнейший представитель молдавской и русской культуры второй половины XVII — начала XVIII в. Его трудами было положено начало развитию в Молдавии философии как самостоятельной науки.В книге рассматривается жизненный и творческий путь мыслителя, его философские взгляды, а также его дипломатическая деятельность.