Фигурные скобки - [10]

— И в результате оказывается, ты плод воображения некоего водопроводчика.

Капитонов, чтобы посмотреть на чью-либо реакцию, оглядывается, забыв, что он на последнем ряду.

Между тем актеры на сцене говорят о любви. Она спрашивает:

— Почему, если влюблюсь, всегда авантюристом окажется?

А он ей объясняет, что дельце, которое он затеял (по-видимому, в первом акте), вовсе не авантюра. На это она говорит:

— А я иногда себя грабительницей банка представляю. Врываюсь в маске Санта-Клауса: всем стоять!.. Это ограбление!.. Лежать, кому сказано!.. Ни с места!

И он тогда тоже кричит, как бы включаясь в игру:

— Руки на затылок!.. Никому не двигаться!.. Убери руку от этой кнопки, твою мать, ненормальная!..

Никакой кнопки на сцене нет.

Капитонов, хоть лиц не видит зрителей, все же понимает, что они не испытывают беспокойства. Они видели первый акт, а Капитонов еще не врубился. Вполне возможно, еще запоют, и даже, наверняка, появится Калиостро.

Третий, постарше, появляется на сцене — явно не Калиостро. Он держит шахматную доску, он размышляет вслух:

— Сильный ход. Задачку надо обдумать…

Она:

— Господин музыкант!..

Он поправляет ее:

— Композитор.

— Господин композитор, хотите, я вас постригу?

Из дальнейшего Капитонов догадывается, что композитор живет у этих молодых людей, потому что потерял ключи. А сейчас он зачем-то направляется в садик.

Капитонов передвигается по ряду на два места и, наклонившись вперед, спрашивает у ближайшего зрителя:

— Это не опера?

Тот отвечает:

— И не балет.

Капитонов откидывается на спинку кресла. Ну-ну.

— Питаю глубокое уважение ко всем, кто теряет ключи, — говорит героиня. — Я отца уже забывать начинаю, мне семь было, когда он утонул. А с мамой у меня… ну не знаю, как назвать наши отношения… Идеальные. Просто идеальные какие-то. Даже самой иногда страшно становится, как у меня с ней все хорошо…

— Редкий случай… А что с ключами?

Капитонов закрывает глаза, потому что героиня явно собирается рассказать какую-то историю, а голос у нее обнадеживающе убаюкивающий.

— Меня вообще не должно быть на свете. Я благодаря случайности родилась. Если бы папаня не трескал водку с хорошими людьми в нужный час и не потерял бы ключи, тю-тю, не было бы на свете Анжелиночки… Некоторых по пьяному делу зачинают, а меня по пьяному делу в мамкином животе сохранили. Я своим рожденьем папиной пьянке обязана. И потере ключей.

— Чёй-то загадками говоришь, — замечает ее партнер, повторяя невольную мысль Капитонова. Далее Капитонов слышит с закрытыми глазами: — Не хотели они меня, вот и вся загадка. Ну, не меня лично, а вообще… Со мной лично все в полном порядке оказалось… когда я родилась. А тогда мама в клинику легла, от меня избавляться. А к папе приятели пришли домой, стали они водку пить. Потом кто-то спрашивает: а где Алёна твоя, на работе, что ли? Ну, папа и сказал, на какой работе. В больнице — аборт делает. Мужички говорят, а на хрен ты ее в больницу отправил, пусть рожает, говорят. Зачем тебе аборт?.. Совсем охренел? Дети — цветы жизни, дети — это здорово!.. Забирай ее нахрен скорее!.. Он, ребята, поздно, говорит, поезд ушел. Да ничего не поздно, балда. Берем такси и поехали!.. Нет, говорит, надо было раньше. Давайте лучше выпьем за Алёнино здоровье и за вас, и за счастье всех существ на земле, и за тех, кто в море… и кто не в море… В общем, допили они все что было, стали приятели домой собираться, он с ними в дверях прощается, проводить хочет, и тут выясняется, что нет у него ключей. Потерял. Говорит, надо к Алёне за ее ключами ехать, а то как же я без ключей… Дядя Жора дома остался, подежурить. А дядя Петя и мой папаня поймали такси и поехали в клинику. Приехали в клинику, вызвали мамку мою вниз, она прямо в халате спускается. Что случилось, в чем дело? Они пьяненькие, задиристые. Ничего не случилось, ключи потеряли, дай твои. А потом переглянулись: это ж судьба. Ладно, все отменяется, мы за тобой. Раз дело такое. Хвать ее, в чем была, и в такси. Еще бы чуть-чуть, и было бы поздно. Вот и все. Домой привезли. А на другой день папаня мой в больницу за вещами ездил, уже протрезвевший. Ключи, кстати, в другой куртке лежали.

— Мама рассказала? — словно за Капитонова, спрашивает героиню ее партнер.

— Мне — мама, а ей — дядя Жора и дядя Петя, ну, и папаня мой… не дал соврать. Мне — когда мне семнадцать стукнуло, разоткровенничалась, поведала тайну рождения. От избытка чувств. Любит она меня очень. Не представляю жизни без тебя, доча. На самом деле мне надо не день рождения отмечать, а день спасения от аборта. День спасения. Я прикидывала, когда: где-то в конце апреля, весной. Это просто чудо, что я есть.

— Здорово.

— Я тоже думаю, здорово.

Ничего, ничего, неплохая история, думает Капитонов, чувствуя, что еще не спит и что вряд ли уснет, но, однако же, с закрытыми глазами продолжает по-прежнему слушать.

— Слушай… О чуде, — говорит герой и вдруг начинает заводиться со все возрастающей пылкостью. — Я иногда задумываюсь о своем возникновении — мурашки по коже!.. Отца в юности ножом пырнули. Дед воевал, ранен был в голову… Да и у каждого предка наверняка что-то было такое… Но я о другом, не о биографических обстоятельствах… А просто! Вот их сто миллионов. И все они устремляются к цели. А достигает только один. Один-единственный!..