Фигурки страсти - [85]

Вот и сейчас – без смертного страха столько сил Алёне бы никак не собрать. Но они все были мобилизованы и призваны, все кричали ура и были проникнуты единодушным стремлением вызволить нашу героиню из беды.

Дверь полетела к косяку с каким-то особым ускорением – и захлопнулась… правда, не до конца, потому что ей помешал Вассерман, получивший мощный удар о косяк и свалившийся на пол.

Алёна перескочила через него и, по-прежнему босая, ринулась вниз по лестнице. На площадке перед входом в Большую Галерею она снова чихнула – и обмерла от ужаса, что сейчас, как в голливудском триллере, рядом, откуда ни возьмись, появится Вассерман и ехидно скажет:

– À vos souhaits!

Но, к счастью, все происходило во французской реальности, а не в американской киношке, поэтому Вассерман не появился. И Алёна продолжила свой бег по ступенькам, весьма не комильфо вытирая нос рукавом, потому что лазить по карманам в поисках платка у нее не было времени.

Она хотела вбежать в Большую Галерею, но оттуда слышались голоса – там шла экскурсия, и неизвестно было, кто ее ведет, может быть, Жан-Батист Беарн. Попадать ему в лапы Алёна не хотела. Поэтому продолжила спуск.

Вообще, у нее было два пути: забежать в комнаты второго этажа и поискать там выход или прямиком спуститься и выйти через ту же самую боковую дверь, через которую она и попала в башню.

Собственно, рискованными были оба варианта, ибо в любую минуту Алёна могла налететь на кого-то, кто покажется мирным, ничего не ведающим, не опасным обывателем, а окажется… окажется членом странной банды, которая нагло ограбила шато Талле, но почему-то не подалась сразу в бега, а продолжала трудиться во имя процветания замка. Вон Вассерман даже в строительного рабочего превратился, желая его отремонтировать наилучшим образом!

Алёна приостановилась, давая себе время на размышления.

И в это мгновение услышала, как внизу отворилась дверь.

Перевесившись через перила, увидела, что у входа кто-то стоит, видимо, ожидая, пока его глаза привыкнут к сумраку. Но Аленины-то глаза с полумраком уже освоились, а потому она сразу разглядела невысокого человека с бритой головой, в какой-то линялой майке и в несусветных штанах, широких и бесформенных. Подумала, что уже где-то видела его, и тут же вспомнила: этот турист хотел сфотографировать своего приятеля, длинноволосого мрачного латиноса, которого он называл амиго Карлос, на фоне каменных львов. Так, а где же амиго?

Впрочем, черт с ним, с амиго, главное, что лысый – человек, конечно, посторонний, просто досужий турист, а потому ему можно доверить свою жизнь. Вместе с ним наша героиня выйдет из замка, попросив сопроводить ее до первого же жандарма. Тем временем Марина, может быть, раздобудет телефон Диего Малгастадора… Хотя вряд ли подруга успеет, прошло всего лишь минут пять с тех пор, как Алёна простилась с ней предположительно навеки. Ну да, не больше пяти минуло, а сколько событий за это время случилось, ужас!

Итак, с посторонним человеком она будет в относительной безопасности. Только надо как-то так представить дело, чтобы лысый не перепугался. Мужик-то нынче пошел, прямо скажем, хлипкий, нервный. Боже упаси брякнуть ему что-то вроде, мол, за мной гонятся – сразу исчезнет! Главное – в него вцепиться, а потом уже он безропотно двинется туда, куда скажет прильнувшая к нему Алёна Дмитриева… Ну не родился еще на свет мужчина, который не сделал бы все, что ей угодно, находясь в ее объятиях! Некоторые тангерос мужского рода (так называются те, кто танцует аргентинское танго) даже признаются, что не сами делают те или иные танго-па, а лишь покорно исполняют Алёнины невысказанные, но отчетливо ими ощущаемые желания.

Вот и этот никуда не денется.

И в тот момент, когда она уже открыла было рот, чтобы воскликнуть: «Мсье, помогите мне, пожалуйста, я подвернула ногу и не могу сойти с лестницы!» – лысый вдруг прижал руку к уху (явно в ней был зажат телефон) и сказал:

– Ее здесь нет. Ты меня слышишь? Здесь вообще никого нет. Я поднимусь в Башню Лиги. Возможно, она там.

У Алёны упало сердце. Несколько мгновений, которые казались бесконечными, она отчетливо ощущала пустоту в груди, потом колени начали подгибаться. В глазах предобморочно потемнело…

Но сейчас было совершенно не время шлепаться без чувств! Чуть не влипла, но не влипла-таки, так надо воспользоваться удачей… Алёна собралась с духом – и бесшумно проскользнула с площадки в дверь, которая вела в малую столовую.

Да так и замерла.

Замерла, потому что картина ей открылась совершенно нереальная.

Алёна увидела Эсмэ, который, взгромоздив на исторический комод с перламутровой инкрустацией не менее исторический стул, прямо в кроссовках стоял на выцветшем многовековом ситчике и, вытянувшись во весь свой небольшой рост, снимал с крюка петлю, укрепленную на правом верхнем углу знаменитой карты Парижа – той самой карты, где посреди моста Сен-Мишель краснела зловредная каракуля.

Левый край уже был снят – его поддерживал Жан-Батист Беарн, столь же безжалостно попиравший старинный английский ситец.

Бланш и Мари Вассерман поспешно отодвигали столы и стулья, освобождая место на полу: очевидно, чтобы удобней было свернуть карту. Здесь же стояла картонная туба, похожая на небольшую ионическую колонну, только без пилястров. Наверное, карту намеревались упрятать туда, сняв ее под каким-то благовидным предлогом, например якобы для реставрации.