Фидель Кастро - [64]

Известие о перевороте было передано Кастро к концу американских Игр доброй воли, когда кубинские лидеры отмечали триумф кубинских атлетов над американскими. После новостей их эйфория быстро сменилась беспокойством, как только переворот потерпел поражение, а затем и тревогой, когда распались Коммунистическая партия и сам Советский Союз[213]. Было известно, что Борис Ельцин враждебно относится к кубинскому режиму. Военный руководитель, близкий к российскому лидеру, заявил: «Возможно, лучшее, что мы могли бы сделать для кубинского народа — это разорвать всякое сотрудничество с режимом Кастро, чтобы остров мог вернуться на дорогу мировой цивилизации»[214].

Новые правительства России и Союза Независимых Государств быстро разорвали связи с Кубой. К 1992 году большинство советских кадров покинуло остров и в июне 1993 года последние советские войска — 500 российских солдат и их семьи из отрядов мотопехоты, которая находилась на Кубе с 1962 года, уехали в Россию. Резкий спад в торговле и помощи от СЭВ оказал драматический эффект на состояние кубинской экономики. Между 1989 и 1992 годами общая выручка от экспорта упала на 60 %, а общий импорт на 70 %. К 1993 году внутренняя экономическая деятельность снизилась до 30 % против 40 % в 1989 году[215]. Во время международной конференции по «Ракетному кризису» в 1992 году Кастро заявил, что распад Советского Союза был «для нас тяжелее, чем Октябрьский кризис», и в речи к Национальному Собранию через год он описал итоговые потери льготной торговли и помощи как «предательский, разорительный удар»[216].

Столкнувшись со стремительно ухудшающейся экономикой, кубинское руководство ответило рядом постепенных инициатив, разработанных для заполнения пробела, образовавшегося с упадком торговли Кубы с СССР и Европой, для переориентации экономики на новых торговых партнеров. В начале 1990 года Кастро объявил о новой политике, названной «Особый период во время мира», — приспособлении вынужденных планов военного времени, составленных, когда существовало опасение, что президент Рейган может установить общую морскую блокаду Кубы. Вызванные этим меры, например сокращение продуктовой помощи и урезывание общественных расходов, были сходны с такими же мерами регулирования, принятыми в других странах «третьего мира» в то время, за исключением того, что основное благосостояние кубинцев защищалось в больших размерах, чем где-либо еще, как постоянно подчеркивал Кастро[217]. Производство было частично милитаризовано, подача топлива и электроэнергии урезана, фермеров поощряли в использовании волов («знатных быков», как теперь их называл Кастро, стремясь показать достоинство этого, а не необходимость), а целый ряд проектов и социальных программ был отложен[218].

«Продуктовая программа» была также пущена в ход в попытке преодолеть проблемы в производстве и снабжении пищевыми продуктами, созданные постепенным прекращением советской торговли. Программа повлекла огромные инвестиции денег и труда, тем не менее снова требуя массовых мобилизаций добровольцев, таких как студенты, не из аграрного сектора. Как и многим прошлым инициативам, этой приносили вред нехватка и недееспособность центрального управления (например, студенты покидали поля, чтобы готовиться к летним экзаменам, и на этих местах сгнило много урожая)[219]. Потерпит ли «особый период» неудачу, усилится ли эмбарго, предупреждал Кастро, у кубинцев не остается выбора, они столкнутся с полной изоляцией от остального мира.

Однако несмотря на возникшие ожидания, дважды откладываемый четвертый Съезд кубинской Коммунистической партии в октябре 1991 года не смог составить каких-либо долгосрочных экономических реформ. «Свободные фермерские рынки», существовавшие в начале 80-х гг., вновь не создавались, разрешался только очень ограниченный круг частных предприятий, индивидуальных и кустарных. Но с углублением кризиса режиму пришлось объявить о дальнейших мерах реформ. Было реорганизовано производство сахара на государственных сахарных плантациях, сократили рабочую силу и ввели вознаграждения в виде материальных стимулов и небольших отрезков земли. В июле 1993 года было, наконец, легализовано внутреннее использование доллара после года бешеных обменов на черном рынке. К тому же эта мера применялась для большего контроля над увеличивающимся кризисом экономики и для прихода необходимой твердой валюты от эмигрировавших кубинцев, чтобы стимулировать производство[220]. Частные предприятия с сотней дополнительных родов занятий, уже подпольно процветавшие, были разрешены, а государственные фермы перешли в собственность коллективов. В начале 1994 года Кастро объявил о денежной реформе, исключающей государственные субсидии на целый ряд товаров и услуг, а также введении прогрессивного налогообложения и принятии конвертируемой валюты.

После разрушения особых отношений с Советским Союзом экономическая стратегия кубинского руководства основывалась на достижении выхода кубинской торговли на капиталистический рынок. Это следовало выполнить без каких-либо фундаментальных реформ внутренней экономики, с помощью нахождения новых выходов для традиционного кубинского экспорта, такого как сахар, никель, цитрусовые и табак, расширения туризма и продажи высоко оцененных биотехнологических продуктов, разработанных в кубинских лабораториях. Всю эту деятельность сковывали проблемы: продолжающееся эмбарго со стороны США сделало трудным поиск новых торговых партнеров, соседние экономики производили такой же круг традиционного экспорта, производство сахара и никеля зависело от импорта топлива, запасных частей и технологий, что Куба с трудом могла себе позволить, и молодая фармацевтическая промышленность Кубы вряд ли могла конкурировать на международном рынке с многонациональными фирмами, обладающими гораздо большими ресурсами для исследования и развития.