Фидель и религия. Беседы с фреем Бетто - [45]

Гораздо легче объяснять все это трудящемуся, рабочему с социалистических позиций, просить его понять, пойти на жертвы, чем объяснять это в ситуации, когда он видит, что его интересы противоречат интересам предприятия, интересам частных владельцев, и считает, что каждое песо, которое он не заработает, идет в карман владельцу. В таких условиях было непросто объяснять рабочим проблемы ясно и объективно, потому что мы всегда старались максимально избегать демагогии, никогда не прибегать к демагогии.

С другой стороны, некоторые меры – такие, как снижение квартирной платы, с экономической точки зрения были тем, что сегодня мы назвали бы мерами инфляционного типа, поскольку высвобождалось много денег; но то было давнее требование, потому что население действительно было жертвой страшного вымогательства путем взимания квартирной платы; это требование повторялось с большой настойчивостью.

Фрей Бетто.  В тот момент уже существовали трения с церковью?

Фидель Кастро.  Трения с церковью начинаются, когда революция приходит в конфликт со всеми этими привилегированными слоями. Такова историческая правда.

Прежде всего архиепископ Гаваны, который позже стал кардиналом – кажется, его сделали кардиналом до революции, - имел превосходные официальные отношения с диктатурой Батисты.

Фрей Бетто. Как его звали?

Фидель Кастро. Мануэль Артеага. Он имел превосходные отношения с Батистой; его критиковали среди прочего именно за это.

Помню, в первые дни революции мы встречались со всеми властями. В эти первые дни множество людей начинают просить у меня аудиенции, и я из любезности, из вежливости стараюсь принимать всех, кто хочет меня видеть; прежде всего появляются так называемые активные классы; президент промышленников, президент коммерсантов, еще какая-то ассоциация, высшая церковная иерархия, все эти общества и институты просят у меня аудиенции, и я принимаю всех, кто хочет меня видеть.

Вспоминаю, как в первые дни в Гаване, недели через три-четыре, когда мы установили некоторый порядок, я пробую организовать свою работу и обнаруживаю огромную программу встреч. Так я провожу дней пятнадцать-двадцать, две-три недели и наконец вижу, что моя жизнь абсолютно бесплодна и что если я и дальше буду идти таким путем, мне придется посвятить себя исключительно тому, чтобы принимать разных деятелей. То были лица, наносившие визиты правительству, хотя я не занимал никакого поста в исполнительном органе; существовало правительство, у меня была должность главнокомандующего Повстанческой армией, и я очень заботился о том, чтобы не вмешиваться в дела правительства.

Фрей Бетто. Президентом был Уррутиа?

Фидель Кастро.  Да, тогда был временный президент, судья, который хорошо проявил себя в Сантьяго-де-Куба и завоевал престиж тем, что оправдал некоторых революционеров; таковы были его заслуги. Хотя он не принимал никакого участия в революционном процессе, мы выдвинули его на этот пост среди прочего и потому, что хотели доказать со всей очевидностью: мы не боремся за общественные должности; и действительно, побеждает революция, и мы вручаем ему правительство. Но оказалось, что этот человек словно с луны свалился, он был абсолютно далек от реальности; с первого дня он начал создавать проблемы, даже занял антирабочие позиции и ставил нас в трудное положение. Мне пришлось встречаться с рабочими, объяснять, просить, чтобы они поняли, чтобы имели терпение, и также нам пришлось собрать Совет министров и сказать им: создаются политические проблемы.

С первыми революционными законами не было никаких проблем, но этого судью можно было и в самом деле назвать президентом, стоявшим на правых позициях, и в определенный момент это привело к серьезному конфликту; он начинает делать антикоммунистические заявления, подыгрывая Соединенным Штатам, самым реакционным газетам, самым реакционным слоям и сеять раздор среди революционных сил – это было чуть погодя, - таким образом создается конфликт. Я говорю: ну хорошо, что мы будем делать? Народ с нами, весь народ; в тот момент революцию поддерживало примерно девяносто процентов населения или больше; они поддерживали революцию, поддерживали Повстанческую армию, поддерживали революционное руководство и не поддерживали Уррутиа. Если Уррутиа вообразил хоть на минуту, что такая поддержка имела отношение к нему или оказывалось ему лично, это было бы полным абсурдом, но похоже, в какой-то миг он в это поверил и начал действовать соответственно, что привело к конфликту. Я говорю: ну и как это разрешить? Это нельзя решать силой, никак нельзя.

В каком положении мы окажемся, если возникнет конфликт между революционными силами и президентом и придется его сместить? Мы создадим полное впечатление государственного переворота в нашей стране. Я много думал, много размышлял над этим.

Чуть раньше меня назначили премьер-министром. Это было до принятия революционных законов. Сами министры попросили меня об этом; тот, кто был

премьер-министром, попросил меня об этом от их имени, заявил Уррутиа и поставил этот вопрос на пленарном заседании Совета министров. Я выдвинул одно условие. Я сказал: если я приму пост премьер-министра, вы должны согласиться с тем, чтобы я отвечал за политику, которой мы будем следовать, за революционные законы, которые будут созданы. Такое я поставил условие. Это условие было принято без возражений: как премьер-министр я отвечал за революционные декреты, которые мы собирались издать.