Фидель. Футбол. Фолкленды: латиноамериканский дневник - [85]

Получается, что Уругвай воспользовался английским посредничеством, чтобы получить независимость, но не стал колонией. При этом разумно сохранил с Лондоном «особые отношения», а когда и сам разбогател, смог на британцев уже не опираться, а их выписывать. В принципе, так оно всё и есть. Вчерашняя страна-отрок стремительно превращалась в страну-юношу. Такого, какой в один прекрасный день превращается из прыщавого увальня в красивого атлета[70].

И была бы эта версия канонической, если бы только «националы» из клуба «Насьональ» постоянно не пеняли «Пеньяролю», что «чёрно-жёлтые» может, и первые, но... космополиты.

Что ж, доля истины в этом, конечно, есть. Первый уругвайский футбольный клуб основали на, как сказали бы сейчас, профсоюзном собрании сотрудников уругвайской (читай британской) железнодорожной компании. Произошло это 28 сентября 1891 года. В числе сооснователей — только 45 уругвайцев, зато целых 72 британца во главе с первым президентом клуба: не сеньором, а, конечно, мистером Франком Хендерсоном. Да и первый капитан — мистер Джон Макгрегор. Да и название у этого клуба поначалу было более чем своеобразное: Central Uruguay Railway Cricket Club, или CURCC. Естественно, уругвайских «националов» задевает даже не отсутствие в этом названии слова «футбол», сколько то, что название-то... английское. И даже в укороченном варианте команда называлась в лучшем случае аббревиатурой CURCC, а чаще всего «Railway». В переводе «Железная дорога». Но, опять же, в переводе с какого языка? С английского...

Да, со временем клуб «национализирует» название и станет «Пеньяролем», по месту расположения ныне запущенных, но когда-то самых передовых железнодорожных мастерских. Но всё-таки осадок остаётся.

Я, кстати, заметил, как нехотя о той не вполне уругвайской полосе в истории своего клуба рассказывал мне президент «Пеньяроля», когда мы с ним расхаживали по штаб-квартире его клуба в Монтевидео. То есть датами, статистикой и именами он тоже меня засыпал не хуже, чем его коллега из «Насьоналя». Но если бы я не обратил внимания на стенд с «английским» вымпелом ещё CURCC, сам президент «Пеньяроля», кажется, мне про него рассказывать не собирался. Всё норовил перевести разговор на более поздний период.

По идее, конечно, проблема совершенно умозрительная. Тем более умозрительна она для такой иммигрантской страны, как Уругвай, где в других сферах, напротив, всячески пестуют и восхваляют это своё уругвайское умение перенять у других народов их самые полезные навыки и воспроизвести их на уругвайской земле, но с ещё лучшим результатом.

Взять, например, историю уругвайского красного вина. Есть, конечно, и каберне, но чаще всего красное сухое на Восточном берегу делают из винограда редкого ныне сорта таннат. Когда-то этот сорт массово выращивали во Франции, откуда лозу и вывезли. Но в самой Франции таких виноградников почти не осталось: они погибли в печально знаменитый мор.

А в Уругвае традиция выращивать именно таннат выжила и развилась. Так как относиться к такому уругвайскому вину? Как к французскому? Нет, конечно. Сегодня это уже типично уругвайский «нектар богов». Своеобразный, на любителя, но свой, уругвайский.

То же самое можно сказать и про уругвайский футбол. Для внешнего мира проблем с его «национальностью» вообще не существует. В конце концов, когда уругвайские футболисты забивают гол после прорыва по флангу и навеса в штрафную, то комментаторы из «третьих стран» говорят об этом как о «типично уругвайской манере». Хотя манера-то — английская. Ну и что? В Уругвае-то она зажила своей жизнью. Ну, есть у уругвайского футбола иностранные корни. Но не этот ли уругвайский футбол потом ещё как доказал свою состоятельность, сделав страну двукратным чемпионом мира?! И тем не менее в самом Уругвае продолжают переживать. И вот уже многие поколения поклонников клуба «Пеньяроль» по крупицам собирают все возможные сведения о всё-таки местном, уругвайском «замесе» если не клуба «Железная дорога», так самой железной дороги.

И если почитать материалы их исследований, то выходит, что заезжие, выписанные англичане, ну подсказали там что-то, а главными носителями прогрессивных идей были всё-таки свои, коренные. Например, подчёркивается, что ещё в 1866 году, похоже, без всяких англичан, в Монтевидео появилась конка. Больше того. Когда дело дошло до обсуждения строительства собственно железной дороги, то лживые предрассудки отсталых сограждан изобличал министр с фамилией никакой не английской, а самой что ни на есть коренной: Эррера-и-Обес. Ему, в частности, пришлось опровергать мнение о том, что «дым от топок убьёт всех пролетающих мимо птиц, искры из трубы подожгут поля и уничтожат урожай, а пассажиры будут умирать от удушья, потому что на скорости не смогут дышать». Тем большим подарком для болельщиков «Пеньяроля» стали раскопанные ими сведения о том, кто и при каких обстоятельствах ещё до прихода англичан в Уругвай сам основал первую железнодорожную компанию.

Оказывается, первоначальный консорциум инвесторов назывался всё-таки по-испански «Ferro Carril Central del Uruguay» и был поддержан руководством республики. Список «политических отцов» — это правивший тогда в стране генерал Венансио Флорес, будущий президент (а тогда министр армии и флота) полковник Лоренсо Батжже и доктор Франсиско Видаль. Русскому читателю эти имена, естественно, не говорят ничего.