Фидель. Футбол. Фолкленды: латиноамериканский дневник - [7]

Так чем же питается рядовой кубинец? На кухне в Гаване мы сидим с Наташей, Натальей Алексеевной. Когда-то активистка комсомольского движения «новых комиссаров», в кубинской революции она увидела воплощение своих идеалов о свежем, романтическом и искреннем. А тут ещё и любовь с кубинским курсантом-танкистом, который учился в СССР.

Она здесь уже почти 40 лет.

— В конце 80-х годов был конгресс женщин на Кубе. А Фиделя женщины очень любят. Он из президиума говорит: «Я вот вижу, вы здесь все такие нарядные, красивые. Прошу вас сохранить эти наряды, потому что у нас начнутся очень трудные времена». Понимаете, Фиделя любят. У него есть... Как бы это сказать по-русски? По-испански будет «карисма».

— Харизма.

— Правда? Появилось в русском языке такое слово?! Ну, очень хорошо. Легче будет объяснять.

Привожу рассказ о харизме Фиделя именно со слов Натальи Алексеевны, потому что, во-первых, он записан у меня на плёнку, а значит, передаётся дословно, а во-вторых, будучи русской по рождению, но ныне кубинкой по паспорту, Наташа сформулировала всё как никто точно.

...Утром 19 февраля 2008 года газета «Гранма» (орган ЦК кубинской компартии) опубликовала обращение Фиделя, в котором он заявил об отставке с постов главы государства и главнокомандующего. Он действительно ушёл. Но он в том же послании заметил: «Я не прощаюсь». Я не знаю, что будет с Фиделем Кастро, когда эти заметки доберутся до книжной полки. Но прощаться с его наследием пока рано. Поэтому и писать о нём я буду в настоящем времени.

Фиделя любят, и на Кубе никогда не был возможен «румынский вариант», когда народ и армия свергают ненавистного диктатора. Фидель — никакой и не ненавистный диктатор. Его действительно любят. Пусть даже и подшучивают над тем, что он бесконечно «кормит кубинцев завтраками», то есть обещаниями на завтра, обещаниями светлого будущего. Невольное подтверждение — та грамматическая форма, в которую Кастро облёк два своих классических клича. Во-первых, то, как он закончил свою речь на суде после первой неудачной попытки смещения тогдашнего диктатора Батисты: «La historia me absolvera!», то есть «История меня оправдает!» Во-вторых, фраза, которой он заканчивал добрую половину своих речей после революции: «Venceremos!», то есть «Мы победим». Обратили внимание на то, что оба эти клича — в будущем времени? На Кубе так и шутят: это — грамматическая форма, которой Фидель владеет лучше других. Однако вот ведь парадокс: над самим Фиделем втихомолку подсмеиваются, построенную им систему уже и проклинают, но его самого — действительно любят.

Наталья Алексеевна давно уже не летала в Россию. Не на что. О том, чем и как живёт родная Москва, имеет представления самые смутные. Для неё, убеждённой коммунистки, мы здесь все посходили с ума: с нашим «консумеризмом», то есть потребительской революцией, и с нашим терпимым отношением к истории. Наталье Алексеевне, например, совершенно непонятно, как можно перестать делить на победителей и побеждённых участников Гражданской войны. Издалека, с социалистической Кубы, ей эта наша терпимость кажется прелюдией к всенародному празднованию 400-летия династии Романовых со всеми вытекающими. Но какой бы странной ни казалась наша терпимость, ещё более странным кажется то терпение, которым Наташа вынуждена запасаться на Кубе. Например, как о должном она рассказывает, что дальше совместных посиделок с такими же «советскими кубинками» так и не может продвинуть свою идею о создании Ассоциации кубинцев — выходцев из СССР. Суровый кубинский социалистический закон позволяет работать только тем «этническим» организациям, которые основаны ещё до революции: китайцам там, арабам, но не русским.

Но несмотря ни на что, Наталья Алексеевна верна своим идеалам и продолжает относиться к Фиделю со всем пиететом. Привожу её рассказ о продуктовой карточке, «либрете», по расшифровке магнитофонной записи:

— Когда начался «спецпериод», я бы сказала, что карточка, «либрета», спасла население. — На этом месте я хотел с Натальей Алексеевной поспорить, но не стал, чтобы узнать, какие точно нормы полагались по карточке летом 2006 года. Итак. — Риса на человека — 6 фунтов в месяц. Мясо... Говядина идёт на больницы, на детские сады и в туризм (то есть в валютные отели для иностранцев. — С.Б.). Мы получаем цыплят, ножки. Рыбу. Яйца. Сейчас норма такая — пять яиц в две недели на человека. И пять вы докупаете по 90 сентаво кубинских, нормальных.

Если непонятно, то я расшифрую. А я думаю, что абсолютному большинству действительно непонятно, о каких это «нормальных» песо и сентаво толковала мне Наташа.

Итак, на Кубе есть два типа денег. «Конвертируемые», инвалютные песо, на которые меняют доллары и евро и на которые можно купить товары в «свободной торговле», в чём-то вроде советских «Берёзок». Банковская аббревиатура этой хитрой валюты — CUC. Вот российские дипломаты и прозвали их «куками», с удовольствием играя на созвучии и с капитаном Куком, и с кукишем.

Ну а второй, вернее, для кубинца-то как раз основной тип денег — это песо внутренние, «нормальные». Именно в таких «деревянных» и платят зарплаты. А кубинцы этими внутренними песо «платят», когда отоваривают карточку. Вот видите, и слово «платят» приходится ставить в кавычки. Потому что деньги лишь сопровождают процесс. И процесс этот не купля-продажа, а распределение. Карточка — это как бы разрешение потратить имеющиеся у тебя деньги. Но потратить можешь только в пределах нормы, о которой рассказала Наталья Алексеевна. Хочешь купить больше яиц, даже и по более высокой цене, то опять же только в строго определённом количестве.