Фиалки на десерт - [3]
Да, хвастаться нечем…
На секунду она вообразила Женевьев на торжестве. Эта не наденет ни свадебное платье, ни парадные туфли. Прическу не сделает – наверняка. Так и явится в бутсах своих, в майке-распустехе и дурацких, дурно сидящих штанах.
Нет, все правильно – свадьбы не надо.
И все-таки… Бабушка, дед – мама и отец. Сестра мамы тетя Маруся. Лучшая подруга Светка. Митькины друзья. Они, конечно, все удивятся. А старики и вовсе обидятся! И кстати, правильно сделают! Растили этого дурака, растили. И вот, получите!
– А бабушка, дед? – хрипло повторила Таня. – Их тоже не позовете? Побоку? Они, между прочим… У нас же так принято, Митя! Есть же традиции, а?
Завелась.
– Мам! – Митька кхекнул и бегло глянул на невесту. – Ну мы же говорили тебе! Пре-ду-преж-дали!
Укорил. Упрекнул. Разозлился.
Она это видела – мать.
Мамзель снова закурила.
Таня резко встала со стула и рывком распахнула окно.
– Простите! Я совершенно не переношу табачного дыма! Вы уж меня извините!
Сигарету, надо заметить, мамзель не затушила. «Все, это конец, – подумала Таня. – Это не просто конец – это конец-конец! И нет у меня больше сына».
Хочешь – смирись. Не хочешь – повесься.
Они ушли, даже и не подумали остаться на ночь в родительском доме. В Митькиной комнате.
Конечно же, в съемной квартире мамзель им будет лучше. Теплее, уютнее. Таня их не задерживала. Сухо кивнула:
– Всего наилучшего!
Мамзель, правда, сказала «спасибо».
– Да не за что! – бодро откликнулась Таня. – За что спасибо-то? Вы ж так ничего и не съели!
Митька торопливо зашнуровывал кроссовки, головы не поднимал. Косо мазнул по щеке:
– Мам, спасибо! Ну, мы рванули?
– Угу, – усмехнулась Таня. – Рванули! Штаны не порви, прыткий мой!
Сын сделал вид, что не расслышал.
Таня закрыла за ними дверь и опустилась на стул. Ей показалось, что из нее выкачали весь воздух. Ловила его ртом как рыба, а вздохнуть не могла.
Просидела, наверное, около часа, потом поднялась и поплелась в комнату – нужно убрать, а то будет тошно совсем. Утка застыла в жиру, как муха в варенье. Салаты подсохли, пожухли. Кисло пахло вином.
Она с ожесточением вываливала плоды своего труда в мусорное ведро. Все остатки, которые сладки. Вместе с почти нетронутой уткой. Приговаривая при этом:
– Ну и черт с вами! Ну и пожалуйста! Ну и идите вы… В ваши Парижи! Жрите там свои фуа-гра и лягушек! А нам и здесь хорошо! С кислой капустой и винегретом!
Бормотала, выкрикивала а потом плюхнулась на табуретку и разревелась.
Вот она, жизнь, мать ее так. Растила сыночка, лелеяла. Пестовала детку свою, надежду, опору и гордость. Хотя чем особенно было гордиться? Обычный мальчик, середнячок. Это для мамы праздник и счастье.
Ревела, ревела…
Ну а потом успокоилась. Ничего, проживем! Без вас проживем, не помрем. Правда, верилось в это с трудом.
Легла в постель и позвонила Светке, и тут ее прорвало. Просто авария на плотине. Потому что всегда после этого становилось легче. А сейчас нужно было одно – чтобы стало полегче. Ну хоть чуть-чуть…
Светка орала:
– Да забей ты на них! Забей, поняла? Вырос птенчик – и тю-тю! Маме привет! Улетел! Сын – это гость. Квартирант и сосед! Ты поняла? Все, успокоилась и… – Светка выдохнула, замолчала и выпалила: – И занялась личной жизнью!
Ага, как же! Личной жизнью… смешно. Какая там личная жизнь в сорок два? А про сыновей-птенцов и соседей, про сыновей-квартирантов… Светке-то откуда-то знать? Лучшей подруге?
Таня хмыкнула про себя: «Все такие советчики! Ну даже смешно!»
Светка была бездетной. Говорит, не страдала – долю такую выбрала себе сама.
А от кого рожать-то? Правильно, не от кого! Все либо козлы, либо – козлищи!
– Да ладно, – вяло отбрехивалась Таня, – просто нам с тобой не везло!
Ну все, потрепались, и будет. Странно, что не помогло. Всегда становилось легче после этих самых разговоров, всегда отступало. Но – не сегодня. И не сейчас. Слишком больно, слишком обидно…
В горле тугой комок – разрастается, разбухает, как дрожжевое тесто в кастрюле. Даже дыхание перекрывает – так тяжело…
Нет, а как вот смириться? Был сын – и нет! Был маленький, крошечный мальчик – самый сладкий и самый любимый. Для которого всё – вся моя жизнь! Комочек родной. Теплый и вкусный. Шейка сзади, под мокрыми волосиками после сна, нежная, влажная. Уткнешься туда носом – и страшно тебе за все! За него, за этого мальчика, за крошку свою. Знаешь ведь – жизнь штука сложная, вредная. Никого не пропустит. Значит, и ее мальчика? Тоже прижмет? Господи, не приведи! Умоляю – меня! Слышишь – меня! От него отведи! Отведи, умоляю! Все болезни, все страхи. Печали все, трудности. Все – на меня!
Страх душил по ночам – просыпалась в поту и подскакивала к кроватке: дышит? Господи, дура какая!
Все тут вспомнилось, все – и ночи бессонные, и болезни. И как свалилась со стула в больнице – три ночи без сна. Свалилась с таким грохотом! Стыд-то какой! Всех разбудила. А главное – перепугалась. Погонят сейчас! Выпрут, и Митька останется в боксе один. А персонал не дозовешься.
Ничего, обошлось! Вошла сонная и недовольная, вечно хмурая медсестра Тома.
– Чё тут у вас? Ну, ты даешь… – Зевнула широко и ушла.
