Фейк - [19]

— Инициирована процедура пробуждения. — Услышал я приглушенный голос. — Просьба персоналу: собрался в Блоке Джи Двенадцать и иметь при себе всё необходимое оборудование, внесённое в список протокола разморозки.

Какой ещё персонал? Какой протокол разморозки? О чём она вообще говорила, и где я, чёрт побери, оказался?! Только сейчас я почувствовал, что губами обхватываю пластиковую трубку. В ноздрях будто сидели скользкие пластилиновые черви, и они стали выкачивать из моих легких воду. Скоро, совсем скоро… вдо-о-о-х, вы-д-о-о-ох. «Боже! Кислород!». Я стал дышать, как не нормальный, и это было так приятно, будто бы я впервые узнал, каков настоящий воздух. От головы отпало что-то увесистое. Интересно, что это было? Думать мне времени не дали. Темноту передо мной рассекла полоса света, и холод постепенно сменился теплом. Раскрылись крышки ящика, в котором я лежал — очень тускло светили комнатные лампы.

Всё тело вдруг стало будто раскалываться. Болели кости, мышцы, голова, глаза, да всё, что можно было назвать во мне живым — изнывало. Какой-то механизм уперся мне в спину, и стал постепенно поднимать. Вскоре я сел, и увидел перед собой пыльную металлическую дверь с цифрой Двенадцать. Кажется, голос говорил блок Двенадцать Джи. С трудом повернув голову, я увидел ещё несколько таких же механизмов, как и мой. Они раскрывались, и что-то похожее на амортизатор так же поднимало людей. Мои соседи были все, как один. Хилые до жути и бритые на голо. Это вызвало у меня отвращение. Мне было страшно подумать, что я выгляжу так же. Сначала я решил, что они мертвы, но затем, увидев, как кто-то из них шевельнул головой, промычав пару невнятных слов, убедился в обратном. С людей стекала вода, которая играла какую-то пока ещё непонятную мне роль. Мне почудилось, будто кто-то произнес слово «Свобода».

Вскоре я смог двигаться, как и остальные. Собравшись с силами, я покинул саркофаг, и направился к двери. «Не может этого быть! Чушь! Не верю!»

Тут я чувствовал себя как в клетке, и мне хотелось выбраться из этого помещения как можно скорее. Я не понимал, какой там персонал должен был с минуты на минуту появиться, и кого мне предстоит увидеть. Да и мне было всё равно. Я хотел выйти. Хотел немедленно узнать, где нахожусь. «Они хотят сказать, что вся моя жизнь, всё то, чего я достиг, что я приобрёл — чушь?! Чья-то больная фантазия?! Они чушь! Они больная фантазия!»

Когда я доковылял до двери, она, проскрипев, открылась. Тело сразу обхватил холод, и я услышал завывания ветра. Ветер дул из окна, которое было сразу напротив двери, и я, вцепившись в железный подоконник, выглянул наружу. Передо мной был Хостаун, в котором свои ледяные порядки установила зима, и теперь он был настоящим.

— Стой! — Крикнул кто-то, до боли знакомым голосом. Я, напуганный и запутанный, медленно обернулся. На меня мчался Уйль, и добежав, он вцепился в меня руками, затаскивая обратно. — Замерзнешь же, дурень!

Я выскользнул у него из рук, и, осмотревшись, нашел другую дверь. Почувствовав, что там спасение, я рванул в её сторону, но тут же оступился, с грохотом повалившись на железный пол.

— Не делайте резких движений! Дайте телу понять, что оно теперь нужно, и что вы живы!

Я не мог поверить. Неужели Повелитель Женщин говорил правду? Железный пол был по настоящему холодным, в окно бил настоящий ледяной ветер, и, упав, я испытал настоящую боль.

Смирившись, я решил поддаться течению, и узнать, что будет дальше. Уйль помогал всем встать на ноги, принес много теплой одежды, и одевал нас. Тут были люди разных возрастов, но по состоянию они напоминали беспомощных стариков, в том числе и я. Это было тяжело.

Уйль спустил нас вниз. В просторном ангаре стояла длинная колонна больших грузовиков, в которых нас разместили.

Я поехал в кабине с Уйлем, и вскоре мы покинули здание. Это оказалась фабрика, где я нашел в Хостауне Реверсивый бит.

Не могу поверить.

— Уйль, — спросил я, не отрывая завороженного взгляда от покрытой снегом дороги. — А как ты выживал с таким количеством долгов?

— Я же надсмотрщик, — усмехнулся Уйль. — Нам не надо работать. Мы можем брать в вирте всё, что захотим.

— А куда мы едем? И где ПЖ?

— Жить, — Уйль улыбнулся. — Там, в кузове.

Этот ответ меня вполне удовлетворил, и даже воодушевил немного. Я понял, что мне отведено не четыре дня, как в Тенуре, и теперь могу прожить полноценную жизнь. Тут был мороз, леденящий и пронизывающий. Тут был снег, хрустящий и холодный. Тут было солнце, яркое и ослепляющее. Тут была настоящая жизнь, которую я полюбил с новой силой, и которую теперь ни на что не променяю.

Я взглянул в боковое зеркало на теряющий объемы силуэт Хостауна, и вздохнул с облегчением, поняв для себя кое-что.

Действительность — всё, что у нас есть, и настоящее мужество — любить её со всеми изъянами, не пытаясь от неё прятаться. Важно не оставить свой разум в недрах виртуального мира, и не потерять свой путь.