Фея с островов - [14]

— Принести свечи, милорд?

— Давно уже следовало, ленивец.

Понятное дело, даже этому мальчишке интереснее находиться в зале, где пируют, а не в полутьме графской прихожей. Когда паж вносил шандал со свечами, сквозь приоткрытую дверь донеслись звуки музыки и взрывы хохота из зала. Генри поморщился и уже хотел было отправить пажа за Майсгрейвом, как вдруг заметил его самого. Причем не в прихожей, а за аркой уводившей от графских покоев галереи, в одном из оконных проемов. Майсгрейв словно таился в нише окна или же просто хотел побыть один. Не будь он в своем великолепном джеркине[19] с прорезями и вышивкой, граф не узнал бы его во мраке.

— Давно он там стоит? — осведомился Перси у пажа.

— Давно, милорд. Я хотел было доложить, но сэр Дэвид не велел вас беспокоить.

Беспокоить? Да ведь он ждет отчет о поездке!

— Майсгрейв! — окликнул Перси рыцаря. — Я думал, ты все еще тешишь дам придворными сплетнями. Ты должен был последовать за мной, едва только освободился от моих племянниц, сестер и матушки!

В полутьме Дэвид шагнул по направлению к открытой двери, ведущей в графские покои. При этом быстро провел ладонью по лицу, словно сгоняя сонливость или же… вытирая слезы? Странно. Но именно следы от слез увидел Перси, когда ровный свет от свечей упал на красивое лицо его Почти брата.

— Что-то случилось, Кот?

Майсгрейв лишь улыбнулся своей обычной, немного лукавой улыбкой. И вмиг его суровое лицо изменилось — появились легкие морщинки в уголках глаз, какой-то внутренний свет, выражение мягкости и веселья в каждой черточке.

Граф жестом предложил ему сесть, и он опустился на установленный напротив кресла стул, почти копию графского седалища, но без резных ажурных подлокотников. Сидеть вместе с графом Нортумберлендом в его кабинете — особая милость. Но Дэвид, тот, кого граф называл Котом, спокойно отнесся к такому благоволению — привык, что тут он свой. И он невозмутимо наблюдал, как паж разливает им по бокалам вино, пододвигает ближе к огню низенький столик на изогнутых резных ножках — предмет изящной работы фламандских мастеров, какой и во дворце Тюдоров смотрелся бы соответственно. Но ведь Перси так любит роскошь и словно хочет доказать, что пренебрежение южан к суровому нраву северян — всего лишь выдумка придворных ничтожеств.

— Так что же случилось, Кот? — снова полюбопытствовал граф, когда паж удалился.

Дэвид отпил из кубка и вздохнул.

— Просто немного подустал. Спешный путь на юг, потом шумный, суетливый двор, потом труды, чтобы получить аудиенцию.

— И ты добился встречи? По крайней мере, по одной твоей унылой роже я понял, что ты не привез добрых вестей.

— Да, мне удалось переговорить с его величеством, он выслушал меня, однако не воспринял сообщение всерьез. Оказывается, Генрих и без моих донесений был в курсе, что в Эдинбурге сейчас множество французских гостей, но он не видит в этом ничего дурного. Их присутствие король связывает с тем, что Яков IV, как ни один шотландский монарх до него, стремится сделать свой двор привлекательным для подданных, так что приезд иностранцев — просто дань придворным увеселениям его зятя.

Дэвид уточнил, что убежденность короля в необходимости мира с Шотландией зиждется на том, что как раз перед этим Рождеством он получил послание от своей сестры, королевы Шотландской, в котором она уверяет, что ее супруг как никогда расположен к своему английскому родственнику Тюдору и желает мира между двумя королевствами Британии.

— Безмозглая курица эта Маргарита! — сжал кулак Перси. — Я никогда не был высокого мнения о ее уме, но теперь, когда она не желает замечать… или так послушна тому, в чем ее уверяют шотландцы… Да это же просто предательство своей родины!

Дэвид промолчал. Граф Нортумберленд не должен был так отзываться о монаршей особе в его присутствии. Высшая знать — сословие, представители которого не имеют права порочить равных себе при подданных, дабы самим не унизиться в их глазах. И то, что обычно сдержанный и блюдущий традиции Перси позволил грубость в отношении королевы, указывало, что он просто вне себя.

Но Перси уже взял себя в руки. Его тонкие губы сложились в жесткую складку.

— Выходит, что в случае нападения с севера мы должны будем рассчитывать только на себя. И, видит Бог, я не поручусь, что у меня хватит сил противостоять…

— Позвольте сказать, милорд, — подался вперед Дэвид. Его лицо было печальным, в зеленых глазах таилось сожаление. — Милорд, мой Лев Перси, вы не сможете на этот раз охранять границу. Ибо я привез приказ от его величества: Генрих VIII повелевает вам собрать отряды и по его зову спешным маршем отбыть на юг Англии, дабы примкнуть к его завоевательной кампании во Франции. И уж поверьте, я был весьма красноречив, стараясь доказать, что Перси необходим на границе. Но мое красноречие разбилось об упорство короля.

Граф судорожно стянул меховой ворот у горла. Казалось, он озяб, однако на его лбу под коротко подрезанной челкой выступила испарина. Не от холода — от страха.

— Кот, ты понимаешь, что это означает? — глухо произнес он. — Граница останется беззащитной!

— Не совсем так, милорд.

Дэвид встал и подал графу бокал с вином. Тот машинально пригубил и посмотрел снизу вверх на Майсгрейва.