Фея реки Ло - [4]

Поэты древности и средневековья не могли не видеть рабской судьбы женщины, ее духовного одиночества, скрашивавшегося единственным утешением - благосклонностью мужа. В лирике прославленных поэтов мы находим уважительные, благодарные строки о женщине, как бы вырывавшие ее из освященной веками атмосферы нравственного и морального плена; строки о счастливых встречах, о талантах женщины, об ее изогнутых, как серп луны, бровях и прическе-туче, о грациозности ее и красоте.

Цао Чжи писал о преданности жены своему супругу, уехавшему с войсками в далекий поход, о горе одинокой женщины, которую муж оставил. Особенность этих стихов - горькая обреченность, понимание невозможности что-либо изменить в предначертанной свыше судьбе, ибо так было всегда. Но самое ужасное для женщины - бесплодие: "Нет детей - отправится навек в дом отца преступная жена". Так было в жизни, и так писал об этом поэт.

Есть у Цао Чжи и образы героических женщин, но это скорее не образы, а носители идеи дочерней почтительности. Цао Чжи рассказывал о знаменитых женщинах древности, которые отомстили врагам своей семьи, доказав таким образом преданность отцу и предкам.

Следует подчеркнуть, что именно в стихах, посвященных женщине, особенно сказалось влияние фольклора, в частности, ханьских песен юэфу, созданных народом, меньше, чем авторские произведения, скованных конфуцианской идеологией, оставляющих простор для чувств и страстей человеческих. Народные песни принесли в стихи Цао Чжи любовную тему, отнюдь не соответствующую конфуцианскому пуризму; принесли ропот женщины, оскорбленной в своих чувствах, ибо, по конфуцианскому домострою, женщина при любых обстоятельствах должна была покорно следовать долгу жены-служанки, матери-служанки, невестки-служанки, вдовы-служанки, именно долгу, а не чувству - любви, если она возникала, ревности, если в доме появлялась вторая жена или наложница.

От народной песни идет и стихотворение "Красавица", где говорится о девушке, которая не может найти себе достойного жениха, что, конечно, мало походило на жизненные коллизии, а скорее рождено было мечтой народной: как правило, браки заключались между чужими людьми и превращались в сделку, где любви не было места. Народная поэзия говорила о свободном выборе в любви, и, прислушиваясь к ней, Цао Чжи создавал произведения, прославляющие духовную и физическую красоту женщины, ее готовность на самопожертвование во имя любимого человека.

Феодальная система семейно-брачных отношений, разумеется, ограничивала поэта в его изображении женщины, роль которой сводилась к роли жены, невестки, матери. Только и единственно в этой роли могли проявиться ее добродетели и ее доблесть (например, самоубийство в знак скорби по поводу кончины мужа). Но и здесь, как и во многих иных случаях, Цао Чжи отталкивается от жизни, от народной поэзии, которые вносили в его стихи особую достоверность и дух оппозиционности к замшелым догмам.

Цао Чжи было тесно в рамках ортодоксального конфуцианства, и он постоянно, как видим, за них выходил. Были и такие сферы творчества, которые требовали иной духовной пищи, иных подтверждений; были вопросы, на которые ответ конфуцианство дать не могло. Прежде всего и главным образом это были вопросы жизни и смерти, вопросы бытия, волновавшие поэтов во все времена.

Конфуций не говорил о потустороннем. Его волновали взаимоотношения живых, и до мельчайших подробностей разработанный обряд похорон с последующим трауром по усопшему был тем последним этапом среди множества иных, сопровождавших человека со дня появления его на свет, который был важен и существен для конфуцианства и где останавливалась его мысль. Культ предков не предполагал вторжения в мир духов, он был направлен на поддержание культа среди живых (траур, жертвы, содержание могил). Для конфуцианства определяющей была обрядовая сторона, а смерть считалась неизбежным концом всех людей, и за ней не было ничего.

Во многих стихах писал Цао Чжи "о бренности"; с тревогой, с болью и отчаяньем говорил он о быстротечности жизни, о смерти, не принимая ее и не соглашаясь с ней: "Металл или камень не ведают тлена, а я ведь не камень - скорблю неизменно", "Солнце и месяц - неумолим их бег, жизнь человека - словно в пути ночлег".

Поэт обращается к даосизму, особенно к фантастическим его образам; внимание Цао Чжи привлекают сказочные небожители, способные обессмертить бренное человеческое тело. Учение о бессмертии, достигаемом с помощью волшебных талисманов и эликсиров, было необходимо мятущемуся духу поэта. Цао Чжи создал большой цикл стихотворений о путешествии к небожителям. Содержание их, однако, не ограничено поисками эликсира, точно так же как и сами "поиски" не следует понимать столь прямолинейно. Идея продления жизни, а по сути дела, неосознанная жажда свободы, протест против всех и всяческих пут, сковывавших человека физически и нравственно, - вот причины, повлекшие поэта за грань обыденного, к небожителям.

Поэт утратил свободу в реальной жизни, но у него осталась свобода мысли и фантазии. Он поднимается в небо, прорезая облака, видит перед собой Млечный Путь и сверкающий золотом дворец Небесного императора. Одетый в платье из перьев птиц, он мчится на могучих драконах, погоняя плетью-молнией летящего единорога. О небожителях Цао Чжи пишет проникновенно и сдержанно. Они почти земные, только мудрее людей, ибо постигли истину и знают путь к бессмертию. Деталей их облика немного. Они предаются размышлениям, созерцанию, питаются утренней росой и яшмой, истолченной в порошок. Они молоды, всегда молоды.