Февральская революция - [6]

Таким образом, в десятилетие 1905-го - 1915-го годов, о котором, к сожалению, мало сообщают историки, даже обостренные общественные искания интеллигенции находили себе выражение помимо революционных действий. В то же время, глухое недовольство низших классов, не имевшее естественной отдушины в XIX столетии, стало менее напряженным вследствие увеличившейся социальной мобильности и новых надежд на улучшение положения крестьян и промышленных рабочих.

Ленин в начале войны прекрасно сознавал потерю революционного импульса, хотя это его не обескураживало. Но ни тяготы войны, ни очевидность разрухи, бунта и недовольства, неизбежно сопутствующих войне, не могли убедить Ленина в том, что в России назревает революция. В лекции, прочитанной им в Цюрихе в январе 1917 года, он сказал, что революция, очевидно, произойдет, когда никого из его сверстников уже не будет в живых. Это заявление, а также реакция Ленина на первые сообщения о революции в марте, доказывают, что и начало революции, и ее размах были для него полной неожиданностью.

Но события в Петрограде в феврале 1917 года застали врасплох не одного только Ленина. Один из видных участников3 событий писал через пять лет:

Революция застала нас, тогдашних партийных людей, как евангельских неразумных дев, спящими. Теперь, через пять лет, непонятным кажется, как можно было в нарастании февральской волны не почувствовать (не говорю уже "осознать") надвигавшейся бури; ведь к этим дням многие из нас готовились годами — долгими годами царского подполья, напряженной, жадной, верящей мыслью... И когда пришла наконец она - долгожданная, желанная, - некуда было идти.

Та же неспособность охватить умом происходящее проявлялась и в официальных кругах. Официальный придворный историк генерал Дубенский, приехавший с царем в Могилев из Царского Села, писал 24 февраля:

Тихая жизнь началась здесь. Все будет по-старому. От Него (от царя) ничего не будет. Могут быть только случайные, внешние причины, кои заставят что-либо измениться... В Петрограде были голодные беспорядки, рабочие патронного завода вьпшш на Литейный и двинулись к Невскому, но были разогнаны казаками.4

Мемуаристы, вспоминая об этом времени, в один голос признают, что только тогда, когда революция была уже в полном разгаре, они поняли: началось. Возможно, наиболее адекватно оценивали перспективу событий чины охранного отделения: в феврале начальник петроградского охранного отделения, генерал Глобачев, неоднократно доносил, что в столице назревают крупные беспорядки. Однако, по его мнению, недовольство грозило вылиться в промонархический еврейский погром или в избиение немцев, а не в социальную революцию.

Революция оказалась неожиданностью еще и потому, что нигде в огромной империи, помимо столиц, не было крупных беспорядков. Как мы увидим, положение на фронте тоже казалось довольно устойчивым и, в противоположность тревожным дням отступления 1915 года, не колебало уверенности военных. В столицах нервное напряжение росло, но главным образом среди читающей газеты публики, т. е. небольшой части населения; увеличивалось также беспокойство в промышленности, обострившееся вследствие грубой расправы полиции с рабочими представителями военно-промышленных комитетов. Но ничто, по-видимому, не указывало на то, что брожение, начавшееся в нервной и переменчивой обстановке столиц, распространится на другие части страны, и еще менее того — на армию. Однако именно это и произошло, и реакция страны на февральские события в Петрограде не могла быть более единодушной даже в том случае, если бы им предшествовала общая репетиция. Это единодушие, полное отсутствие противодействия, бездумное приятие перемен, которых несколько дней назад никто не мог и предвидеть, казалось современникам чудом и дало революции не вполне заслуженное название "Великой Бескровной Русской Революции". Это единодушие длилось недолго.

ЧАСТЬ 1

Глава 1

ДУМА И ОБЩЕСТВЕННЫЕ ОРГАНИЗАЦИИ

организации. — Общественные организации и политические партии. - Революция и отношение к войне. - Рабочие группы военно-промышленных комитетов.

§ 1. Общественные организации.

Когда началась Первая мировая война, затянувшийся конституционный кризис - результат уступок, на которые пошло самодержавие осенью 1905 г., и попытки отменить некоторые из них в 1907 г., - не был еще устранен. Большинство Четвертой Думы, избранной в сентябре-октябре 1912 г., хотело сотрудничать с правительством в разработке законодательства. Но либеральная оппозиция не могла примириться с тем, что парламент, который может контролировать и вводить законодательные меры, не имеет права вмешиваться в административные распоряжения исполнительной власти. Дума не располагала реальными средствами контроля над действиями правительства, не имела права вмешиваться в назначения министров.

Совет министров не был "кабинетом" парламентских государств Европы. Отдельные министры, назначаемые непосредственно монархом и ответственные исключительно перед ним, были независимыми главами соответствующих министерств. Они не несли ответственности ни перед председателем Совета министров, ни перед самим Советом. Последний был лишь координационным комитетом, а не органом, осуществляющим политическую программу, одобренную министрами. На любом заседании министры могли узнать, и часто узнавали, что один из их коллег был уволен государем от должности и заменен кем-то другим.