Февраль - кривые дороги - [44]

Прикрывая за собой дверь, Федор невольно оглянулся. Глаза Насти были полны негодования, или, может, ему показалось?

Федор оглядел Тонину комнату, софу под дорогим ковром, подошел к пианино.

— Играете?

— Бренчу немножко. Тетка любит послушать, и вам могу поиграть.

— А где она?

— Кто, тетка? Поехала родственников навестить, — отвечала Тоня, неслышно двигаясь по комнате от буфета к столу, на котором появились сначала корзинка с хлебом, затем консервы, нарезанная тонкими ломтиками колбаса на тарелке. И в довершение всего бутылка коньяку с двумя крошечными рюмками.

Федор развел руками.

— Что я вижу? По какому поводу... И откуда сие? — начал было он, но Тоня опередила его:

— Повод есть. Предположим, что мне исполняется девятнадцать лет, и тетка расстаралась, продала свои золотые серьги.

— Постойте, а как же примус?

— Никак. Я вам нравлюсь в кимоно? — взмахивая руками, точно крыльями, улыбаясь спросила Тоня, близко подходя к Коптеву и заглядывая ему в глаза.

— Нравитесь, — отвечал Федор. «Хотя бы за то, что вы смелая дивчина!» — хотел было добавить он, но воздержался, боясь смутить ее этим.

Они выпили по «наперстку», так не без иронии Федор назвал про себя выставленные Тоней рюмки. Тост произнес он, за здоровье новорожденной и ее успехи. Антонина подсказала: «На всех фронтах» — и многозначительно поглядела на него.

После трех «наперстков» — Тоня только пригубила — Федор к своему удивлению почувствовал, что его начинает «разбирать» — хоть сейчас затягивай песню.

Будто угадав его желание, Тоня села за пианино и лихо заиграла «Лучше было, лучше было не ходить...»

Коптев запел по-украински, а она, как могла, на его родном языке подтягивала ему.

— Знаешь, а у тебя по-нашенски неплохо получается! — похвалил Федор Тоню, когда они закончили.

Он преднамеренно сказал ей «ты», собираясь выпить на брудершафт.

— На «ты» так на «ты», я рада, Федя! — и Тоня подняла рюмку с коньяком. По ее лицу было заметно, что она и вправду очень обрадовалась.

Они выпили и поцеловались. Целуя Тоню, Федор поразился выражению ее красивого лица с полузакрытыми глазами.

«Да она никак влюблена в меня!» — точно сверкнуло в голове Коптева, и горячее чувство нежной благодарности охватило его. Он порывисто притянул девушку к себе, обнял. Тонина прическа растрепалась, несколько прядей упали на плечи. Тонкий запах свежего сена в летний день — так пахли ее волосы — зажег кровь Федора. Он уже не мог бороться со своим желанием, и ничто не препятствовало тому.

Часа через два, когда Тоня открыла дверь Дарье Степановне, тетка не узнала ее: глаза Тони были заплаканные, но она вся сияла.

— Познакомься, мой жених Федор Коптев! — выпалила Антонина.

Проводив Федора, тетка с племянницей не спали до полуночи. Дарья Степановна то принималась реветь в голос с причитаниями, то ужасалась тому, как необдуманно и легко Тоня распорядилась своим девичеством, то, вняв ее уверениям, что нужно готовиться к свадьбе, успокаивалась и начинала расхваливать Коптева.

— Ничего не попишешь, видно, судьба... А парень пригож собой. Такой откроет дверь в комнату, словно ясным солнышком осветит! — улыбаясь говорила Дарья Степановна. — Ну и другое взять, не менее важное, Федор — бригадир, неплохо зарабатывает, ударник. Одним словом, из молодых да ранний!

Тоня отвечала ей счастливыми вздохами.

— Наш будет, Антонина, помяни мое слово! — ударяя кулаком по столу, заверяла тетка племянницу. — Ну а если вздумает артачиться, — лицо Дарьи Степановны потемнело от обиды, — то уж положись на меня! Я его так ославлю перед его комсомолией... Заставят, женится!

Весь этот вечер, проведенный с кружковцами, был для Насти сплошной пыткой. Мысленно устанавливая сроки: двадцать минут, полчаса, ну, час, наконец, — больше вряд ли потребуется для починки примуса, — Настя мучительно ждала возвращения Федора.

Мария подала чай. Его пили по очереди из-за недостатка чашек, торопили друг друга, смеялись. Настя, как могла, принимала участие в общем веселье. Володя Ивлев заметил ее состояние и вышел на кухню к Марии узнать, где живет эта самая Антонина, чтобы взять Коптева за шкирку и привести обратно.

Настя выскочила за ним, она догадалась, о чем он собирается спрашивать сестру.

— Не дело затеял, Володя, не хочу! — остановила она его.

— Но почему, Настенька! — пытался возразить Ивлев. — Федька мне просто нужен.

— Не нужен, обойдешься! — и, взяв его за рукав, потащила обратно в комнату.

Мария перетирала у стола посуду, не вмешивалась, впрочем, она была на стороне сестры: ушел... туда ему и дорога!

Распрощавшись с литкружковцами, Настя поторопилась лечь спать. Ей никого не хотелось видеть: ни сестру, ни зятя, который вот-вот должен был вернуться из театра. Внезапный уход Коптева к Антонине занимал все ее мысли.

«И не стыдно ему перед ребятами, передо мной... Даже попрощаться не зашел. Завтра постараюсь повидаться с ним и все понять... А пока спи-ка, Настасья, спокойной тебе ночи!» — успела она записать в своем дневнике украдкой от сестры...

Быстро шагая к остановке трамвая, Настя раскраснелась, брови у нее заиндевели. Она с боем влезла в вагон, протолкалась к передней двери — весьма подходящая зарядка для практики в цехе!