Ферраро-Флорентийский собор и Русь - [3]
Таким образом надлежит считать, что никаких прямых сведений о ходе событий в Москве, ни подробностей о судьбе Исидора в России у нас нет. Остается лишь область более или менее вероятных или невероятных догадок или предположений, и уже: только поэтому часто встречающееся мнение, будто "уния" была сразу единодушно отвергнута всей Россией, никак не может претендовать ни на какую достоверность.
Чему можно верить из всего того, что рассказывается в летописях о пребывании Исидора в Московском государстве, сказать трудно. Достоверно известно только, что ему удалось бежать заграницу, что помощь в побеге оказал ему вел. кн. тверской Борис Александрович и будто бы; и сам вел. кн. не велел мешать этому бегству. Такое странное отношение к «отступнику от православия» со стороны Василия II обясняют то глубокополитическими соображениями, то мотивами проникновенного великодушия. Что касается глубины политических соображений, на которых настаивает Е. Голубинский, то они сводятся, просто, к тому, чтобы Исидор как можно скорее мог уехать из Московского государства.[15] Некоторые ищут причины в том, что Василий И, в отличие от обычных московских порядков, всегда стремился применять присущее ему великокняжеское великодушие. Как бы то не было, но Исидор бежал из России заграницу Великим Постом 1443 года.
А привезенный Исидором в оковах «защитник православия» и суздальский иеромонах Симеон, несмотря на осуждение и бегство Исидора, от уз освобожден все-таки не был. Он просидел еще долгое время в Чудовом Монастыре, а потом в Троице-Сергиевой Лавре и, невидимому, уже только к 1458 г. т. е. более, чем через шестнадцать лет после возвращения, написал упомянутое уже выше произведение, под заглавием «Инока Симеона, иерея суздальского повесть, како римский папа Евгений составил осьмый собор со своими единомышленниками». Все это произведение изображает Исидора врагом и изменником православию, а его, Симеона, замечательным и ревностным защитником того же православия, за что он и был постоянно под ударами гонений и преследований Исидора.
«Несколько темна и загадочна», пишет уже упоминавшийся нами проф. Е. Голубинский: «судьба иеромонаха Симеона. Он терпел гонения от митрополита Исидора, несколько раз был сажаем, по его приказанию, в тюрьму; на возратном пути, бежав от него из Венеции, снова был захвачен им в Смоленске и привезен был в Москву в железах. Следовало бы ожидать, что человек, столько пострадавший от митрополита, предателя православия, будет встречен в Москве, как мученик; и однако этого вовсе не случилось, а случилось как раз то, что освобожденный в Москве из желез, он тотчас же послан был в заключение в Троице-Сергиев монастырь».[16]
«Не без основания полагают поэтому, что «Повесть» свою он написал, водимый личным побуждением оправдать себя и доказать, что единственной причиной учинения гонения на него со стороны митрополита была сейчас указанная».
Видимая цель всего этого Симеоновского произведения, ясна — «достигнуть того, чтобы на него не падало даже и малейшей тени сочувствия к унии, как бывшего спутника митрополита Исидора, изменившего православию и перешедшего на сторону папы».[17]
Как можно относиться к Симеоновой «повести», как к историческому источнику, ясно уже из того, какою нам представляется личность автора. Ясно ведь, что все, что он «перетерпел» в России уже после изгнания Исидора, произошло не от «ревности к православию», а потому все, что он рассказывает об этой своей «верности» и о чужой «неверности» вряд ли может заслуживать доверия. Не лучше обстоит дело и с теми сведениями, которые относятся к прошлому, собственно, эпохе унии.[18]
«Сказание Симеона не содержит в себе», пишет проф. Е. Голубинский: «сколько-нибудь обстоятельной истории собора, на что у Симеона вовсе не хватило бы-сведений и, по всей вероятности, вовсе не хватило бы авторских средств, но дает характер общей относительной достоверности, не совсем свободной от легендарности».[19] Не надо забывать, что Симеон не знал при том ни греческого, ни латинского, ни даже литовского языков, не был и не мог быть и членом Собора, а потому в заседаниях не участвовал. Судил обо всем лишь по слухам в своем окружении, — да и слухов этих, понятно, далеко не всегда понимал.
В его «повести» найдено не мало сведений явно вздорного характера: так, например, он свидетельствует, будто император греческий Иоанн скончался при возвращении домой, не доехав до дому, и что, при этом земля сама три раза выбрасывала его вон. В действительности, автор «повести» ничего не мог сообщить о кончине императора Иоанна Палеолога, который скончался через много лет-по возвращении на родину, а именно 31-ого октября 1448 г. Можно ясно представить себе, таким образом, чего может стоить такой «исторический источник», составленный, к тому же, невидимому, более чем через 16 лет после возвращения автора на родину и при, очевидно, совершенна изменившейся политической обстановке.
Из других «исторических источников», появившихся года 3–4 после «Повести», является, во-первых «Слово избранно от святых писаний, еже на латыню и сказание о составлении осмаго собора латынського и о извержении Сидора Прелестного и о постановлении в русской земли митрополитов, о сих же похвала благоверному великому князю Василию Васильевичу всея Руси».
