Ферн - [106]

Когда ее рука скользнула ниже, он раздвинул ноги, пропуская ее. А Ферн почувствовала в эту минуту такую легкость и такой прилив энергии, что, казалось, готова была улететь, как пух татарника.

Наконец, утомленный своей пассивной ролью, Мэдисон повернулся к Ферн и положил свою руку ей на живот.

Она хотела бы продолжать изучать его, но ласки Мэдисона заняли все ее внимание, а потом его палец проник в нее, и она вздрогнула всем телом.

Теперь она ощущала только это вторжение.

Казалось, что он сразу завладел всем ее телом. Одна его рука зажигала огонь в ее чреслах, другая ласкала грудь. Его губы высекали искры на всем расстоянии от ее лба до пупка.

Не в силах более владеть своим телом и дрожа, как лист на ветру, Ферн прижалась к Мэдисону, моля утолить жажду ее плоти.

– Сначала может быть немного больно, – предупредил он, но Ферн это не волновало. Все ее тело извивалось и было в конвульсиях сладких мук. Она ощущала Мэдисона у себя между ног, а когда он проник туда, где у нее все горело и жгло, она почти забыла, где она и что с ней. Только он один наполнял ее всю, он овладел ею.

Боль была похожа на уколы иголкой. Ее плоть растягивалась, по мере того, как он глубже и глубже проникал в нее… Она хотела, чтобы он проник еще глубже, достигнув источник ее пожара… Чем больше она старалась затушить костер ее чувств, тем ярче разгоралось пламя. Она полностью отдавалась во власть Мэдисона. Каждое его движение, каждый вздох возбуждали ее. Она как бы со стороны, отделившись от самой себя, слышала свои стоны, крики и мольбы о том, чтобы Мэдисон удовлетворил, наконец, ее жгучее желание. Она чувствовала, что теряет рассудок и впилась ногтями ему в спину. А когда уже сил не было терпеть, укусила его в плечо. Он застонал и это было сигналом того, что скоро наступит облегчение.

Она почувствовала судорогу наслаждения во всем теле, начиная от пальцев ног, и тут же мощный взрыв потряс все ее существо. Не выпуская Мэдисона из себя, она слышала, как он застонал, почувствовала, как прошла дрожь по его телу, и теплая влага пролилась в нее.

Ферн показалось, что ее всю залило живой водой. Она прильнула к Мэдисону, заставляя его погружаться глубже и глубже в себя. Туда, где находился источник ее страсти. Все ее тело стало упругим, как тетива лука. Оно натягивалось, пока у нее не создалось впечатление, что вот-вот оно разорвется в клочья. И после того, как сладкую муку уже совершенно невозможно стало переносить, все у нее внутри вспыхнуло тысячами ярких огней, словно праздничный фейерверк.

В первый раз в жизни Ферн не чувствовала себя одинокой. Она стала частью Мэдисона, соединилась с ним навеки невидимыми нитями. Она принадлежала ему, он принадлежал ей. Сделка состоялась.

Она крепко прижалась к нему. Союз их тел как бы скреплял союз их сердец навеки. Она испытывала блаженство, триумф, открыв для себя чудодейственную силу любви.

После сегодняшней ночи нет уже ничего невозможного.

Ферн расслабилась и выпустила Мэдисона из своих объятий. Неожиданно она почувствовала, как сильно она устала за сегодняшнюю ночь, и со стоном упала головой на подушку.

Прошло некоторое время, прежде чем они начали опять разговаривать.

– Ты выйдешь за меня замуж? – спросил Мэдисон, прерывая молчание.

– Да.

– Ты больше не боишься?

– Я боюсь только одного – ты не будешь любить меня так, как я люблю тебя.

– Об этом можешь не беспокоиться.

Тишина.

– Тебе нужно возвращаться в гостиницу?

– Нет.

– Ты хочешь спать?

– Нет.

– Я тоже не хочу.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

Ферн проснулась и увидела, что лежит на кровати абсолютно голая, а рядом с ней – голый Мэдисон. Но она не столько была шокирована увиденным, сколько счастлива, вспоминая, что они в Мэдисоном ночью занимались любовью. Она победила свой мерзкий страх перед близостью с мужчиной, она позволила мужчине обладать ее телом.

Она полностью успокоилась и стала размышлять о том, нравится ли ей быть обнаженной. Для нее такое состояние весьма необычно. Раньше она старалась по возможности избегать наготы. Даже принимая ванну, она старалась полностью не раздеваться или прикрывалась чем-нибудь. Насколько она помнила, отец всегда поощрял в ней скромность. Она уходила из дома, когда он мылся. А он делал тоже самое, когда мылась она. Таким образом, даже не задумываясь об этом, она с детства принимала на веру тот факт, что обнаженной быть неприлично, нехорошо. Теперь-то она знала, что это не так. Она наслаждалась, ощущая утреннюю прохладу на своем теле. Она была свободна от оков одежды и радовалась, что покончено еще с одним страхом. В наготе не было ничего неприличного, вредного или нехорошего. Ферн чувствовала себя лучше, чем когда-либо в жизни.

А самое главное, теперь уже не было никаких препятствий, мешающих ей выйти замуж за Мэдисона. Ей больше не надо было бояться его, или себя, или таинственных незнакомцев, подстерегающих ее и готовых наброситься на нее, как только она зазевается или позволит проявить малейший интерес к мужчине. Теперь она полюбила мужчину, и чувствовала себя превосходно.

Она посмотрела на Мэдисона, лежащего рядом с ней, и затрепетала. Она была счастлива. Никогда, в самых своих смелых мечтах, она не могла себе позволить вообразить, что такое может случиться с ней. Она любила этого восхитительного красавца, а он любил ее. И она могла любить его без страха и каких-либо опасений.