Ферма животных - [8]

— А мальчонка-то крут, — сказал один из забавников.

— Да, у него есть все, что полагается иметь мужику. Ты видел, как он дрался с этими псами, а ведь их было двое, оба вооруженные до зубов, против одного безоружного. Двое на одного!

— Ага. Слышь, мальчонка, все уже кончилось. Ты когда-нибудь слышал историю про мужика, который приходит в мясную лавку, ты уж извини за такое выражение? — Забавник толкнул своего дружка крылом в бок. — «Дайте мне, пожалуйста, два фунта бобядины». — «Вы хотите сказать, говядины?» — «Да я так и боборю: бобядины». Ну, смех! Смех, да и только. А как тебе, мальчонка?

— Ему бы следовало упасть в пруд, кхе-кхе, я бы сказал, погрузиться в воду, — решил Председатель. — А то он весь в Джордженой крови, и эти двое Коми будут задавать вопросы.

— Конни.

— Да какая разница. Не соблаговолят ли наши очаровательные юные дебютантки отвести нашего героического воина к пруду и…

— Я теперь умею ходить, — сказал Джеймс.

— Разумеется. Разумеется. И столкните его в воду. Кхе-кхе. И передайте мои нижайшие извинения кряквам, которым может не понравиться наше вторжение. Я, мой дорогой мальчик, возьму на себя смелость сказать от имени всех здесь собравшихся, что мы будем рады приветствовать тебя как полноправного члена нашей общины. Это огромная честь иметь среди нас представителя вашего вица. Я ни на секунду не сомневаюсь, что мой неоценимый друг Профессор полностью со мной согласится.

— Он мой лучший ученик, — признался скупой на похвалу Белый Крыс. — Но чтобы быть уверенным, что он когда-нибудь поступит в Раттере, с ним еще надо работать и работать.

— Ох, Джемми, ты снова свалился в пруд.

— Да, — сказал скромный герой.

Эта ночь прошла для Джеймса беспокойно. Он не переставал скорбеть об убитом Джордже, и в мозгу у него никак не укладывалось полное отрицание скаутмастером собак. Ведь сам он их любил, как любил и всех живых существ.

— Есть хорошие собаки, и есть плохие собаки, — убеждал он сам себя. — И мы не должны судить о хороших по плохим. Сеньор Кролик мог, конечно же, ошибаться, но, с другой стороны, как может ошибаться скаутмастер?

Это все вопрос категорического императива. Хорошие поступки ведут к хорошим результатам. Плохие поступки ведут к плохим результатам. Но могут ли хорошие поступки вести к плохим результатам или плохие к хорошим? Мой отец смог бы ответить на этот вопрос, но черти бы меня драли, если я спрошу его на его языке. Он не желает говорить на нашем.

Тут его начали раздражать глухие вскрики летучих мышей. Голоса животных значительно выше потону, чем человеческие, и то, что кажется человеческому уху тонким писком летучей мыши, представляется уху, привыкшему к голосам животных, чем-то вроде гудения басовой струны. В этом одна из причин, почему люди не умеют общаться с животными.

Джеймс подошел к окну.

— Хорошо, хорошо! — крикнул он. — Вламывайся, если так уж приспичило.

Один из мышей притрепыхал к жалюзи и повис на них.

— Чего это ты, старик, вроде как не в себе? — пророкотал он, — Какая тебя муха укусила?

— Ты не мог бы хоть чуть-чуть потише? Хочешь весь дом разбудить?

— А они нас не слышат.

— Я-то тебя прекрасно слышу.

— Не понимаю, как это выходит? Редко кто из людей может нас слышать.

— Не знаю уж, но я могу, а вы развели тут такой тарарам, что мне и не уснуть.

— Прости, старик, но иначе мы просто не можем.

— Почему?

— Ну, во-первых, мы ночной народ, это ты знаешь?

— Да, а во-вторых?

— А во-вторых, мы плохо видим.

— Крот Кроу тоже ничего не видит, но он же не орет диким голосом.

— Да, но ты учти, старик, что Кроу работает под землей. Ему не надо беспокоиться о деревьях, сараях и всякой такой белиберде. А мы не можем себе позволить во что-нибудь врезаться. УГА[9] тут же пришлет комиссию, и кто-нибудь непременно потеряет лицензию.

— Но шум-то здесь этот при чем?

— Это наш сонар.

— А что такое сонар?

— Радар-то ты знаешь?

— Да.

— Сонар это такой звуковой радар. Ты кричишь, слушаешь эхо и точно знаешь, где что находится.

— Просто при помощи эха?

— Ну наконец-то дошло. Может, хочешь и сам попробовать? Давай. Только подожди, чтобы без жульничества. Закрой глаза и не подсматривай. А теперь делай сонар.

— А что я должен кричать?

— Все, что угодно.

— Уихакен! — заорал Джеймс, мыш болезненно сморщился.

— Я слышал три эха, — доложил Джеймс.

— И какие же они были?

— Уихакен.

— Это большой сарай.

— Вихакен.

— Коптильня.

— Уихаке.

— А это толстый дуб. Ты быстро учишься, старина. Потренируйся, и все получится. Нам-то это не помешает. Никто из нас не использует названия городов, кроме одного тронутого с юга, который все время кричит «Карлсбад».

А потом Джеймс влюбился. Это была сумасшедшая, всепоглощающая страсть к наименее подходящему для любви объекту. Исполняя предсмертную волю Джорджа Сурка, он пошел на тот треугольник попросить свинью Полу уважать установленные границы — и влюбился в нее с первого взгляда. Пола была то ли белая с черными пятнами, то ли черная с белыми (польско-китайская порода) и очень толстая. И все же Джеймс обожал ее, что привело в отчаяние всю Большую красную школу.

— Щенячья любовь, — фыркнул Профессор.

— Прямо иллюстрация для старого анекдота: «У моей жены глаза задумчивые-задумчивые», — заметил один из забавников.