Ферма кентавров - [79]

Ничего подобного!

Меня приветствовали радостным негромким гогоканием, меня по-дружески пихнули носом и тут же заключили шеей в прочное кольцо, прижав к рыжему плечу. Снизу на меня косил, сверкая белком, внимательный дурашливый глаз. Верхняя губа чуть-чуть подрагивала, но одновременно дружески куснуть и продолжать меня удерживать было невозможно. Я почесала коротенькую шёрстку на переносье и посоветовала:

— Хватит, дурачок…

Боргез решил, что держал меня в плену совершенно достаточно для того чтобы я поняла, какой он, жеребец, сильный, а когда отпустил, то фыркнул и отскочил в сторону, сделав вид, будто страшно боится моего несуществующего гнева. Ещё бы, я ж такая здоровенная человечина, головой до холки не достаю, я ж могу что угодно с несчастным четырёхлеткою сделать…

Послышался скребущий звук и за решёткой, закрывающей неширокую щель между потолком и стеной соседнего денника, появились чёрные, с розовым внутри, раздувающиеся ноздри, блестящие любопытством глаза, ушки — стрелками… Баянисту стало интересно, что там у нас происходит, по какому поводу топот-грохот и фырчание. Он поднялся на задние ноги и заглядывал, задевая копытами подогнутых передних ног белённые кирпичи.

Боргез заметил это явное посягательство и кинулся на стенку, прижав уши. Баянист тут же исчез, а из его денника через кормовое окошко в наш денник просунулся Арсен:

— Светка, привет! Я — к вам. Можно?

— Давай, только не в окно! Сверзишься!

— Ну, вот ещё… — Арсен уцепился за решётку покрепче и вдруг смешно взвизгнул: — Байка! Сволочь!

Конечно, Баянист своего всадника любил. Но не ущипнуть кончиками зубов за соблазнительно торчащий из окошка зад или тощую ногу… Ах, не требуйте невозможного!

Наконец Арсен сполз головой вниз в Боргезову кормушку, перевернулся в ней и спрыгнул на пол. Между прочим, времени он затратил на это втрое больше, чем если бы просто и незамысловато воспользовался дверью. Я хотела сказать кое-что на эту тему, но почувствовала, что ему совсем не до шуток.

— Ну, что?

— Понимаешь, Светка… Такое дело….

Он стоял, привалившись спиною к кормушке и разбрасывал ногой солому на полу. Боргез подошёл, брезгливо понюхал его одежду, пахнущую Баянистом, хотел укусить, но подумал и кусаться не стал, длинно фыркнул и отошёл. Я не мешала Арсену собираться с мыслями и наконец он спросил:

— Ты говорила… Короче, ты знаешь, где моего отца похоронили?

— Знаю.

— Ну, где?

Я молчала, не зная, как рассказать, что закопал Николая Зуенко Завр далеко не в лучшем месте. Арсен торопливо стал объяснять:

— Понимаешь, вчера, насчёт мяса Акташу… Я просто так сказал, от злости. А сейчас мне хотелось бы, чтобы не говорил такого. Ведь если бы не он, меня бы не было на свете. Или был бы не я… Светка, он же меня по всей стране искал! Значит, ему не всё равно… то есть, было не всё равно, жив я или нет. Ну и, понимаешь, говорят, что душа человека сорок дней летает над тем местом, где похоронено тело. Я хочу прийти туда, чтобы он видел — мне тоже не всё равно. И фотографию у Владим Борисыча попрошу, наверное, даст, зачем она ему… И сделаю памятник. Я же здесь останусь, это у вас родители могут найтись, а у меня мама и… папа умерли. Может, разные дедушки-бабушки есть, но на фиг я им нужен? Да ещё с Баянистом…

— Его на могильнике похоронили. Там, где Карагача. Помнишь, дядя Серёжа рассказывал?

— Помню. Только я туда не ходил. Ты мне точное место покажешь?

— Прямо сейчас?

— Ну а завтра вы же с Веркой уедете… Слушай, а Машка там была?

— Была.

— Тогда, если ты не успеешь, я её попрошу. Подожди, а Карагач? Она в курсе, что там Карагач лежит?

Я глубоко вздохнула и пообещала:

— Была не в курсе, но я ей расскажу. Сегодня же расскажу.

— Знаешь, Светка… Я музыку написал. Классную. Про то, что ты вчера рассказывала, ну, про нашу жизнь. Послушаешь?

В конюшню кто-то вошёл. Да нет, не «кто-то»! Эти шаги я узнала бы если даже мне бы заткнули уши — по колебаниям воздуха. Болезненно заныло в животе…

Знакомый голос раскатился по конюшне:

— Я что-то не вижу, чтобы вы чистились-седлались! Ребята, время, время поджимает!

Конечно, что бы ни случилось, тренировки никто не отменял.

Я увидела тренера. Он заглянул в наш денник и сказал:

— Арсен, чтоб через десять минут я тебя видел на поле!

Меня Он словно не заметил, но когда наши взгляды встретились…

В Его глазах оказалась такая жгучая, такая беспощадная ненависть, что у меня ноги стали ватными. Пришлось спрятаться за Боргеза чтобы эту ненависть пережить.

Только сейчас я полностью поняла, насколько изменился мир от того, что вчера я рассказала нашим подслушанную правду. Никогда не думала, что меня можно так ненавидеть… Мне же только четырнадцать лет!

Слёзы начала туманить глаза, а потом я снова услышала ритмичную музыку Цоя «Тёплое место, но улицы ждут отпечатков наших ног!» Да, это так, и пути назад нету. Действительно, иногда бывает всё равно, сколько лет тебе, четырнадцать или сорок, имеет значение только одно — какой ты человек.

Но такой ненависти я просто не ожидала. Конечно, не рассчитывала, что он или Костик кинутся меня благодарить, но всё же…

С тех пор, как проснулась, я уже успела несколько раз вообразить нашу встречу. Думала, что тренеру будет неловко и стыдно. Всегда же бывает стыдно, когда тебя уличают в обмане! Думала, что ему будет больно, что будет он чувствовать себя побеждённым, но я не стану держать себя победительницей. Благородно так…