Ферма кентавров - [43]

— Нет, я ещё не решила, но думаю об этом… Честно думаю! А сейчас хотела спросить…

— Спрашивай.

— Скажите, а можно телепатически вычислить, разговаривал один человек с другим, или нет?

Я имела в виду, что можно же не бродить по селу и не расспрашивать, а действовать более коротким путём. Просканировать мысли людей, которые обычно каждый день бывают на базарчике и на платформе электрички, в тех местах, которые не может миновать приезжий, и выяснить, видели они Николая Зименко или нет.

Само собой, Роману Ивановичу я не собиралась рассказывать про мертвеца и про наше следствие, поэтому, конечно, вопрос мой показался запутанным и учитель понял меня совершенно неправильно:

— Влюбилась? И ревнуешь…

— Да нет, что вы! Я такой ерундой не занимаюсь! — просто обидно, взрослые считают, что все мы только и думаем о том, как влюбляться, целоваться, стрелять глазками…

Роман Иванович не поверил мне. Он сказал, что аура человека сохраняет следы общения с другим человеком, точнее, с его аурой, но очень недолго. Разве что это общение на обоих произвело ужасно сильное впечатление. Только вот как именно определять это, так и не объяснил, хоть я именно об этом спрашивала. Он сказал, что в личных делах телепатические способности — ну, разумеется, если ты не влюбилась в другого телепата, — применять совершенно безнравственно.

И мне снова пришлось выслушивать нравоучения, потому что невежливо же прерывать человека на полуслове и говорить «спасибо, до свиданья!», если ты сама затеяла этот разговор.

На ходу я смотрела себе под ноги, чтобы учитель не глянул в лицо и не увидел, как мне этот разговор надоел. Когда мы миновали тёмную школьную двухэтажку, мне в голову пришла спасительная идея. В конце концов, об этом тоже давно хотелось спросить.

— Роман Иванович, скажите пожалуйста, а в каком детдоме вы с Владимром Борисовичем нашли меня?

— Не знаю, Света. Нет, не смотри на меня так, действительно не знаю. Дело в том, что Владимир Борисович подбирал вас один. И достойно величайшего удивления, как он сумел всего за месяц собрать исключительно талантливых ребят, ни одной бездари, а сам при этом абсолютно глух в телепатическом плане.

Вот это да! Я на всякий случай предположила:

— А, может, он с кем-то другим ездил выбирать?

— Да нет, что ты! Он бы тогда мне рассказал об этом. Зачем секреты из этого делать, я бы не обиделся. Думаю, Света, это интуиция. Такая же, как при выборе лошадей. Мы же с ним проводили эксперимент: независимо друг от друга выбирали из нескольких лошадей самых отдатливых, самых перспективных. Он — по своим конным критериям, я — по способности воспринимать эмоции и мысли людей и реагировать соответственно. Так вот, совпадение было практически полным!

Учитель рассказал ещё несколько историй о том, какие опыты они с тренером проводили, когда мы были ещё маленькими, чтобы в этом участвовать, но я слушала вполуха.

Если Владимир Борисович искал нас по детским домом совершенно один, то зачем и он, и тётя Оля много раз рассказывали, что Роман Иванович тоже принимал в этом участие?

Значит, кто-то из них врал. Но почему?

Я проводила учителя до электрички и на обратном пути только и думала, что, конечно, Владимир Борисович нам не мог врать, но и Роману Ивановичу вроде бы врать было ни к чему. На мой вопрос он мог просто ответить: «Не помню», — в самом же деле, такое можно и забыть, ведь прошло целых девять лет, почти десять.

Вышло так, что я вместо ответа получила новый вопрос. Да не просто вопрос, а даже очень большую загадку.

Она мучила меня очень долго, весь вечер, пока я не разозлилась на себя и не решила, что во всём виновато наше с Машкой расследование. Это из-за него повсюду мне стали мерещиться тайны, злоумышления, преступления… Я решила просто выбросить этот разговор из головы, не думать о нём.

И мне это удалось — не зря Роман Иванович учил нас управлять собой.

ГЛАВА 11

В воскресенье утром тётя Оля сказала, что сегодня мы едем в Симферополь. Во-первых, зайдём на книжный рынок, во-вторых — погуляем, а в-третьих… оказалось, что она купила нам билеты на каскадёрское представление.

Все обрадовались, кроме нас с Машкой. Мы бы тоже скакали от счастья, но воскресенье же — единственный день, когда можно заниматься расследованием, не сбегая с уроков. Я даже предложила Машке заявить, что у нас болит голова и остаться дома, но Машка возразила:

— Не надо! Тогда из-за нас все раньше вернутся. Тётя Оля будет волноваться, и билеты пропадут, наверное, они дорогие.

Машка была права. Я согласилась и пришлось срочно краситься. Если не подкрашивать мои ресницы, то глаза неопределённого зеленоватого цвета совершенно теряются среди здоровенных веснушек. Пока я этим занималась, настроение у меня стало получше, так всегда бывает, не только у меня, но и у взрослых тоже. Тётя Оля не красится, но вот, например, к математичке лучше не подходить, когда она дома без туши, теней и румян на лице. Это Арсен как-то на себе проверил.

А потом, перед выходом из дома, тётя Оля всем дала по три гривны на расходы и я совсем перестала жалеть, что еду. В конце концов, не так часто мы попадаем в Симферополь. И в конце концов не каждый раз мы получаем столько денег.