Фердинанд Врангель. След на земле - [7]

Сперанский встал с кресла, заставив подняться и Врангеля.

— С Геденштромом вам лучше связаться через сотрудника моей канцелярии Гаврилу Степановича Батенькова. Они, кажется, в довольно близких отношениях. И отдохните, барон, с дороги, — чисто выбритое лицо Сперанского тронула легкая светская улыбка. — У вас несколько утомленный вид.

Прощальное пожатие руки генерал-губернатора было, как и при встрече, безжизненно-вялым.

Задержавшийся по пути в Томске Федор Матюшкин прибыл через несколько дней. Через Кутыгина Врангель заблаговременно подыскал для него наемную квартиру, но Федор с веселой улыбкой сказал, что уже превосходно устроился и, между прочим, не без помощи местных полицейских.

— Представь, Фердинанд, — блестя темными живыми глазами, рассказывал Матюшкин, — въезжаю на извозчике в город, стучусь в первый приличный дом: «Нельзя ли у вас остановиться?» Отвечают — увы, нет, на постой не берем. Едем дальше, стучусь во второй дом, в третий, и везде вежливый отказ. В сердцах приказываю кучеру: «Вези меня в полицию!» — «Как, ваше благородие?» «Да вот так, пора и отдохнуть». Привез, а там сидят в мундирах такие плутовские рожи, один другого краше. Спрашивают: «Чего угодно-с?» — «Да я, господа, просто хочу у вас отдохнуть». Опешили, переглядываются, понять, естественно, ничего не могут, бормочут в том духе, что, мол, все камеры заняты. «Да поймите, мил государь, я ничего не натворил, но с дороги, от Петербурга, устал как собака. Мне бы комнатку в приличном доме». Опомнились: «Извольте-с. Тотчас. Вот рядом, превосходная семья, мы вас устроим». Проводили, познакомили. Там действительно милые люди, под окном цветник, и какие ароматы!

Федора Матюшкина, как и другого своего спутника по плаванию на «Камчатке» штурмана Прокопия Кузьмина, Врангель сам попросил включить в состав его отряда. Капитан Головнин поддержал это предложение.

Склонный к самоанализу и критической оценке окружающих, Врангель сознавал, что в отличие от него Матюшкин из тех людей, у кого чувство главенствует над рассудком, а действие — над мыслью. Романтический настрой сочетался в нем с открытостью сердца. С попиравшей светские условности прямотой он часто, не таясь, выкладывал все, что думает. Эти свойства его души одних озадачивали, других подкупали.

Привыкший в Морском корпусе к обуздыванию своих эмоций, Врангель относил особенности характера Матюшкина к несравненно более либеральной системе воспитания, господствовавшей в Царскосельском лицее, который окончил Матюшкин.

— Что-то застрял ты в Томске, — мягко укорил Федора Врангель. — Или дружок твой все окрестности решил показать?

— О, там такое было! — мечтательно вздохнул Матюшкин. — Насилу вырвался.

Лицейский друг Матюшкина, Алексей Илличевский[6], был сыном томского губернатора. В губернаторском доме и останавливался Матюшкин, и рассказ о томских впечатлениях он начал с того, как болезненно воспринимают там чистку рядов сибирского чиновничества, устроенную Сперанским. Жесткие меры его считают чрезмерными, и даже сам томский губернатор, когда-то учившийся в одной семинарии со Сперанским, ныне избегает встречи с ним и в страхе ждет, что вот-вот, по примеру Трескина, полетит и его голова.

— Но не думай, Фердинанд, — с жаром переключился Матюшкин на более волнующую его тему, — что такие-то разговоры задержали меня в Томске.

— Уж наверное было что-то поважнее. Скажем, дела сердечные, — Врангель лукаво усмехнулся.

— Вот теперь в точку попал! — радостно ответил Матюшкин. — Ты сам понимаешь, молодой, в цвете лет офицер, пока неженатый, гостит в губернаторском доме, едет, по слухам, черт знает куда — то ли в Америку, то ли в Китай, то ли на Северный полюс. Толком-то никто ничего не знает, но достоверно, по всем углам шепчутся, особливо маменьки с невестами на выданье, что миссия государственной важности и совершенно секретная. Тут, видя такой ко мне чрезвычайный интерес, друг мой Алешка решил мне подыграть и из озорства шептал то одной дамочке, то другой, что этот самый Матюшкин богат чрезвычайно, с обширнейшими связями в петербургском высшем свете и, даже если что с ним в сей тайной экспедиции приключится, молодая вдова на судьбу жаловаться не будет. Это уж он потом мне рассказал, а я никак не пойму, почему на балу в губернаторском доме оказываюсь вдруг в центре всеобщего внимания. Каждая солидная дама норовит локтем другую оттолкнуть, чтоб свою дочку мне представить. И у меня, понятно, голова кругом. Одна мамзель очаровала с первого взгляда. И вот роман — бурный, скоропалительный. Признание в чувствах. Потом — вечерний сад, ее окно, приставленная к стене лестница, тайное прощание... Но кто ж знал, что у меня окажется соперник и очень опасный. Меня предупреждают: либо слуги отделают дубинками до инвалидного состояния, либо вызов на дуэль, и мне все одно несдобровать. Спас Алексей, добрый друг: «Федя, срочно уезжай к своим якутам и чукчам — иначе пропадешь!» Прощальный поцелуй, ее слезы — и уж пыль столбом позади моего экипажа!

Выслушав пылкий рассказ, Врангель осуждающе заметил:

— Даже не подозревал, что у тебя такие таланты, но так, дружище, можно и экспедицию сорвать!