Фердинанд Врангель. След на земле - [47]

Шрифт
Интервал

— И сокол над ними кружит, — углядел Матюшкин.

Примерившись, хищник камнем упал на одну из птиц. И что это? Смертельно раненый гусь стал стремительно расти, приближаясь к земле, и рухнул чуть не на головы изумленно наблюдавших эту картину путников. Подобрав мертвую птицу, Бережной благоговейно перекрестился:

— Господь услышал наши молитвы. Помог опять!


В долине Анюя немилосердная прежде судьба, словно в награду за терпение, решила сторицей воздать страдальцам за испытанные ими лишения.

Следующий привал устроили в тополиной роще, на мыске, образуемом при впадении в Анюй малой реки. Рядом — пышный луг, прекрасное пастбище для лошадей.

— Рыба скатывается, уходит в ямы. Надо построить закол, — предложил один из якутов, и, согласившись с ним, дружно взялись за дело.

Приток Анюя перегородили дровяным забором с небольшим отверстием внизу и против ловушки закрепили сеть. В ожидании разожгли жаркий костер: к ночи начало подмораживать. Солнце едва скрылось за холмами, и облака еще светились его отблесками. Не прошло и часу, как сеть стала дергаться и утопать в воде. Взявшись за канаты, вытащили ловушку на берег. Внутри все плескалось, кипело, рыбы прыгали вверх, пытаясь уйти на свободу. Улов оказался богат, и Бережной не поленился пересчитать пойманных рыб — их оказалось без малого двести: голец, муксун, чир... Досыта наевшись, вновь поставили сеть.

Воспоминания о голодных муках еще были слишком свежи у каждого, и все стремились запастись впрок. За ночь ловушку опустошали несколько раз, через час-полтора. Место было выбрано фартовое: к утру общий улов составил почти тысячу штук. И только тогда позволили себе прилечь на отдых.

Когда встали, Матюшкин заикнулся: не пора ли двигаться дальше? Запас пищи есть, голод им не грозит. И тут же град упреков посыпался на него: кто же уходит от своей удачи? И даже Бережной встал на сторону проводников.

Днем рыба не пошла. Но ночной улов вдвое превысил результат предыдущей ночи. Рыбы было уже так много, что, посоветовавшись, единодушно порешили, что всю везти не стоит. Надо сделать склад, сайбу, и часть запасов оставить здесь. Быть может, этот пищевой склад спасет от голодной смерти семьи кочующих здесь чуванцев или юкагиров. А за сохранность рыбы при наступивших морозах можно не волноваться.

Стоял самый конец августа, и Бережной вспомнил, что ныне день тезоименитства государя императора Александра I и надобно достойно его отметить. Якуты взялись поварить. Кроме отварной рыбы, сделали из нее шашлыки, малосолку. Приправили кушанья найденным на лугу диким луком и питательными травами. Жалели лишь, что запас водки кончился. Но и без нее молитвы в честь государя, Белого царя и Сына солнца, как называли императора якуты и юкагиры, звучали вслед за Бережным дружно и слаженно. В благодарность за усердие купец угостил проводников мешочками табака, который так и не удалось выменять на другой товар у чукчей.

Едва двинулись на отдохнувших лошадях дальше, как обнаружили в роще чуванскую сайбу и в ней запас зимней одежды. Бережной перекрестился:

— Бог слышит молитвы, спасает нас!

Одеты были легко, по-летнему, и морозы начали основательно донимать. Для всех шестерых путников в сайбе нашлось по меховой кухлянке, паре рукавиц и теплой обуви из оленьих шкур. Взамен оставили в сайбе табак, порох и свинец и вбили рядом крест, указывающий направление к рыбному складу.


Морозы быстро крепчали, и притоки Анюя сковал лед. По ночам тонкий ледок образовывался и на большой реке. Вплотную подступавшие к ней горы вынуждали всадников иногда несколько раз на день переходить с одного берега на другой. Но вода заметно упала, и на шиверах это не представляло особых трудов.

Уже и чуванская одежда недостаточно оберегала от холода, и, чтобы согреться, слезали с лошадей и шли рядом с ними пешком.

Так добрались до юкагирского становища. Бережного и проводника-юкагира многие здесь знали, и гостям выделили, освободив ее, самую большую юрту. В теплом помещении, под укрывшим от непогоды пологом, сон был крепок как никогда.

— Я, Федор Федорович, — твердо, с сознанием, что он сделал для своего спутника все, что мог, объявил наутро Бережной, — решил на пару недель здесь задержаться. И сам отдохну, да и лошадям пора хороший отдых дать. Так что уж дальше вы сами.

Сообщение было не из самых приятных. Но что ж делать? Поблагодарив купца за помощь, Матюшкин, скрыв неудовольствие, ответил:

— Река еще не стала, поплыву по реке.

Путь отсюда до Нижнеколымска был немалым, не менее пятисот верст. На реке же через неделю-две следовало ожидать ледостав. Но об этом мичман предпочитал пока не думать.

Старейшина юкагирского рода посоветовал сколотить для плавания крепкий плот, и с помощью местных жителей через несколько дней он был готов. По мнению мичмана, плот получился неуклюжим с виду: узким с одного конца, где связали вершины осиновых бревен, и широким с другого. Пустоты заполнили вбитыми меж толстых бревен мелкими лесинами, и все сооружение было стянуто ивовыми прутьями. Однако испытания показали, что клинообразная форма дает плоту хороший ход на воде. Для управления сделали пару весел и шесты.


Еще от автора Аркадий Иванович Кудря
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти.


Кустодиев

Творчество этого художника широко известно всякому, кто хоть немного разбирается в живописи. Однако не каждый знает, что жизнь Кустодиева, пришедшаяся на переломные для России времена, была омрачена тяжелой болезнью. Он мужественно боролся с недугом и наперекор судьбе воспевал в своем творчестве радость жизни. Впервые публикуемые в книге архивные материалы позволяют значительно шире показать отношения Кустодиева с родными и друзьями, прояснить его политические симпатии и антипатии, углубить представление о том, что писали о нем современники и что ценил в собственном творчестве сам художник.


Верещагин

Выставки Василия Васильевича Верещагина в России, Европе, Америке вызывали столпотворение. Ценителями его творчества были Тургенев, Мусоргский, Стасов, Третьяков; Лист называл его гением живописи. Он показывал свои картины русским императорам и германскому кайзеру, называл другом президента США Т. Рузвельта, находился на войне рядом с генералом Скобелевым и адмиралом Макаровым. Художник побывал во многих тогдашних «горячих точках»: в Туркестане, на Балканах, на Филиппинах. Маршруты его путешествий пролегали по Европе, Азии, Северной Америке и Кубе.


Правитель Аляски

С именем Александра Андреевича Баранова неразрывно связано освоение русскими первопроходцами побережья Америки. Он основал столицу Русской Америки — Ново-Архангельск. При нём в 1812 г. была заложена в Калифорнии крепость Росс и даже предпринята дерзкая попытка закрепиться на одном из Гавайских островов. Как писал выдающийся исследователь Аляски Л. Загоскин, «полтора миллиона квадратных вёрст материка Америки есть подарок России от Александра Андреевича Баранова... человека, обрёкшего себя на 28-летнее отлучение от родины, им пламенно любимой, в край совершенно новый и дикий в ту пору для всей Европы».Роман современного писателя Аркадия Кудри рассказывает об освоении русскими первопроходцами побережья Америки, об Александре Андреевиче Баранове, первом главном правителе русских колоний на Аляске.


Рекомендуем почитать
Жизнь одного химика. Воспоминания. Том 2

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Скобелев: исторический портрет

Эта книга воссоздает образ великого патриота России, выдающегося полководца, политика и общественного деятеля Михаила Дмитриевича Скобелева. На основе многолетнего изучения документов, исторической литературы автор выстраивает свою оригинальную концепцию личности легендарного «белого генерала».Научно достоверная по информации и в то же время лишенная «ученой» сухости изложения, книга В.Масальского станет прекрасным подарком всем, кто хочет знать историю своего Отечества.


Подводники атакуют

В книге рассказывается о героических боевых делах матросов, старшин и офицеров экипажей советских подводных лодок, их дерзком, решительном и искусном использовании торпедного и минного оружия против немецко-фашистских кораблей и судов на Севере, Балтийском и Черном морях в годы Великой Отечественной войны. Сборник составляют фрагменты из книг выдающихся советских подводников — командиров подводных лодок Героев Советского Союза Грешилова М. В., Иосселиани Я. К., Старикова В. Г., Травкина И. В., Фисановича И.


Жизнь-поиск

Встретив незнакомый термин или желая детально разобраться в сути дела, обращайтесь за разъяснениями в сетевую энциклопедию токарного дела.Б.Ф. Данилов, «Рабочие умельцы»Б.Ф. Данилов, «Алмазы и люди».


Интервью с Уильямом Берроузом

Уильям Берроуз — каким он был и каким себя видел. Король и классик англоязычной альтернативной прозы — о себе, своем творчестве и своей жизни. Что вдохновляло его? Секс, политика, вечная «тень смерти», нависшая над каждым из нас? Или… что-то еще? Какие «мифы о Берроузе» правдивы, какие есть выдумка журналистов, а какие создатель сюрреалистической мифологии XX века сложил о себе сам? И… зачем? Перед вами — книга, в которой на эти и многие другие вопросы отвечает сам Уильям Берроуз — человек, который был способен рассказать о себе много большее, чем его кто-нибудь смел спросить.


Syd Barrett. Bведение в Барреттологию.

Книга посвящена Сиду Барретту, отцу-основателю легендарной группы Pink Floyd.