Фердинанд Врангель. След на земле - [25]
Старший из шестерки якутов внял этим доводам и сам выбрал счастливчиков, которым предстояло возвращаться к Колыме.
Склад, или сайбу, для хранения съестных припасов соорудили наподобие лабаза — на четырех столбах около девяти футов высотой укрепили деревянный ящик, в него положили продукты и сверху забили бревнами.
За Барановым Камнем погода испортилась. Запуржило, встречный ветер немилосердно сек лица. Собаки едва тащили нарты по мокрому снегу, и седокам приходилось помогать им. Метель продолжалась и ночью, но в палатке благодаря разведенному внутри огню и укрывшему ее снегу было тепло.
Цепочка нарт, ведомых собаками, вновь потянулась по снежной целине. На расстоянии пятидесяти верст от первого провиантского склада соорудили второй — такого же типа, и еще две нарты с упряжками, к радости якутов, были отправлены назад.
Очередная ночь прошла мучительно. Мороз сопровождался резким ветром. Ни меховая одежда, ни огонь в палатке не спасали от холода. Врангель, Козьмин, а за ними и казаки то и дело выскакивали наружу и бегали, чтобы согреться, по кругу. Утром Козьмин пожаловался:
— Фердинанд, кажется, я отморозил ноги.
Врангель помог ему снять торбаса, но когда попробовали стащить меховые чулки, обнаружилось, что они оледенели и примерзли к ногам. Пришлось отогревать ноги, и только тогда чулки удалось все же снять. Татаринов внимательно осмотрел Козьмина и вынес вердикт:
— Ничего страшного, обморожения нет. Разотрем водкой, и все будет в порядке.
Рецепт подействовал.
Крепчавший мороз осложнил работу с инструментами. Взявшись определить долготу места с помощью ртутного горизонта, Врангель убедился, что это невозможно: образовавшиеся на поверхности кристаллы льда сделали ее неровною. При пользовании секстантом пальцы примерзали к металлу, и потому те части инструмента, которых касалась рука, приходилось обертывать бинтом. То же и с хронометрами. Несмотря на хранение их днем под одеждой, а ночью под меховым одеялом, мороз проникал внутрь механизма и останавливал ход зубчатых колесиков.
Ночлег на устье реки Большой Баранихи выбрали из-за обилия у ее берегов наносного леса, что позволяло устроить большой костер. После дневного перехода, преодолев еще тридцать верст, соорудили третий склад и возле него заночевали. Путников пробудил истошный лай собак.
— Никак, медведя почуяли, — предположил Татаринов.
Но поиски следов зверя ничего не дали. Оставшийся с отрядом якут уверенно заявил, что собаки учуяли поблизости лагерь чукчей, и посоветовал на всякий случай держать оружие наготове.
Наутро, двигаясь вдоль обрывистого берега, действительно обнаружили чукотскую хижину. След саней вокруг и еще неостывшее пепелище свидетельствовали о том, что люди были здесь совсем недавно.
На острове посреди замерзшей бухты открылся целый поселок — примитивные хижины, сооруженные из наносного лиственничного леса. Выпавший ночью снег укрыл следы саней, не позволяя узнать направление, куда скрылись чукчи.
Днем, при поднявшемся над горизонтом солнце, в небе вдруг возникло темно-серое облако, и из него протянулись к зениту светлые лучи. Врангель с Козьминым сошлись на том, что это, конечно, не может быть северное сияние: яркое солнце должно затмевать свет лучей. Сотник Татаринов высказал свою точку зрения:
— Где-то там, в море, полынья. От воды идут испарения и образуют облако. Лучи — лишь частицы расходящегося пара. Не было б солнца, не видели б и лучей. Это как радуга.
Объяснение казака выглядело правдоподобным. Еще один день, уже в начале марта, прошел в движении на восток. Козьмин вдруг закричал со своей нарты:
— Земля, вижу землю!
Чтобы привлечь внимание спутников, он выстрелил из ружья. Что-то действительно виднелось на севере среди ледяной равнины. Врангель поднялся со зрительной трубой на возвышенный берег: то, что Козьмин принял за гористую землю, было лишь нагромождением льдин у края большой полыньи.
Вечером того же дня был сооружен четвертый, последний, продовольственный склад, и единственный остававшийся при отряде проводник-якут был отправлен с пустой нартой назад. Теперь путешественников сопровождали лишь три казака во главе с Татариновым.
Уж сколько дней, как прошли за Большой Баранов Камень, отряд исследовал берега, где на протяжении последних десятилетий не ступала нога русских людей. Лишь в прошлом веке отважный купец Никита Шалауров рискнул пройти этим путем и бесследно сгинул — то ли погиб от голода, то ли от рук воевавших с русскими чукчей.
Вечером, выйдя из палатки, Врангель засмотрелся на холодное темное небо. Было ясно, и мороз словно усилил блеск звезд. Дул ветер от северо-востока. Небо вдруг озарилось светом огненного столба. Из него прорезались яркие лучи, скользнувшие через небосклон по направлению ветра. Свечение длилось недолго, и через несколько минут лучи погасли. Уже не первый раз наблюдал он ночные сполохи, но к этой фантастической картине привыкнуть было, кажется, невозможно.
Из палатки доносился храп уснувших казаков. Прежде чем войти в нее, Врангель подумал: как-то там Матюшкин, не сердится ли на него за то, что оказался в стороне от первого похода на Север?
Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти.
Выставки Василия Васильевича Верещагина в России, Европе, Америке вызывали столпотворение. Ценителями его творчества были Тургенев, Мусоргский, Стасов, Третьяков; Лист называл его гением живописи. Он показывал свои картины русским императорам и германскому кайзеру, называл другом президента США Т. Рузвельта, находился на войне рядом с генералом Скобелевым и адмиралом Макаровым. Художник побывал во многих тогдашних «горячих точках»: в Туркестане, на Балканах, на Филиппинах. Маршруты его путешествий пролегали по Европе, Азии, Северной Америке и Кубе.
Творчество этого художника широко известно всякому, кто хоть немного разбирается в живописи. Однако не каждый знает, что жизнь Кустодиева, пришедшаяся на переломные для России времена, была омрачена тяжелой болезнью. Он мужественно боролся с недугом и наперекор судьбе воспевал в своем творчестве радость жизни. Впервые публикуемые в книге архивные материалы позволяют значительно шире показать отношения Кустодиева с родными и друзьями, прояснить его политические симпатии и антипатии, углубить представление о том, что писали о нем современники и что ценил в собственном творчестве сам художник.
С именем Александра Андреевича Баранова неразрывно связано освоение русскими первопроходцами побережья Америки. Он основал столицу Русской Америки — Ново-Архангельск. При нём в 1812 г. была заложена в Калифорнии крепость Росс и даже предпринята дерзкая попытка закрепиться на одном из Гавайских островов. Как писал выдающийся исследователь Аляски Л. Загоскин, «полтора миллиона квадратных вёрст материка Америки есть подарок России от Александра Андреевича Баранова... человека, обрёкшего себя на 28-летнее отлучение от родины, им пламенно любимой, в край совершенно новый и дикий в ту пору для всей Европы».Роман современного писателя Аркадия Кудри рассказывает об освоении русскими первопроходцами побережья Америки, об Александре Андреевиче Баранове, первом главном правителе русских колоний на Аляске.
Неразгаданный сфинкс Серебряного века Максимилиан Волошин — поэт, художник, антропософ, масон, хозяин знаменитого Дома Поэта, поэтический летописец русской усобицы, миротворец белых и красных — по сей день возбуждает живой интерес и вызывает споры. Разрешить если не все, то многие из них поможет это первое объёмное жизнеописание поэта, включающее и всесторонний анализ его лучших творений. Всем своим творчеством Волошин пытался дать ответы на «проклятые» русские вопросы, и эти ответы не устроили ни белую, ни красную сторону.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Это книга о том, как делается порнография и как существует порноиндустрия. Читается легко и на одном дыхании. Рекомендуется как потребителям, так и ярым ненавистникам порно. Разница между порнографией и сексом такая же, как между религией и Богом. Как религия в большинстве случаев есть надругательство над Богом. так же и порнография есть надругательство над сексом. Вопрос в том. чего ты хочешь. Ты можешь искать женщину или Бога, а можешь - церковь или порносайт. Те, кто производят порнографию и религию, прекрасно видят эту разницу, прикладывая легкий путь к тому, что заменит тебе откровение на мгновенную и яркую сублимацию, разрядку мутной действительностью в воображаемое лицо.
Эта небольшая книга написана человеком, «хорошо знавшим Троцкого с 1896 года, с первых шагов его политической деятельности и почти не прекращавшим связей с ним в течение около 20 лет». Автор доктор Григорий Зив принадлежал к социал-демократической партии и к большевизму относился отрицательно. Он написал нелестную, но вполне объективную биографию своего бывшего товарища. Сам Троцкий никогда не возражал против неё. Биография Льва Троцкого (Лейба Давидович Бронштейн), написанная Зивом, является библиографической редкостью.
Тему автобиографических записок Михаила Черейского можно было бы определить так: советское детство 50-60-х годов прошлого века. Действие рассказанных в этой книге историй происходит в Ленинграде, Москве и маленьком гарнизонном городке на Дальнем Востоке, где в авиационной части служил отец автора. Ярко и остроумно написанная книга Черейского будет интересна многим. Те, кто родился позднее, узнают подробности быта, каким он был более полувека назад, — подробности смешные и забавные, грустные и порой драматические, а иногда и неправдоподобные, на наш сегодняшний взгляд.
Советские люди с признательностью и благоговением вспоминают первых созидателей Коммунистической партии, среди которых наша благодарная память выдвигает любимого ученика В. И. Ленина, одного из первых рабочих — профессиональных революционеров, народного героя Ивана Васильевича Бабушкина, истории жизни которого посвящена настоящая книга.