Феодальная монархия во Франции и в Англии X–XIII веков - [9]

Таков миф о королевской власти, который поддерживали и развивали представители церкви и поэты.

VII Избирательная монархия. Соправительство

Со времени низложения Каролинга Карла Толстого в 887 г., принцип избирательности престола[48] в половине случаев брал верх над традиционной наследственностью. Именно путем избрания Эд, Роберт, Рауль и Гуго Капет сделались королями. Люди, избравшие в 987 г. Гуго Капета, вовсе не желали основывать новую династию. Учению об избирательности, ясно выраженному духовенством и поддержанному вельможами, и были обязаны своим троном Капетинги. Обряд коронования в XI в. лишь придал более отчетливые формы этому учению; на основании предварительного соглашения между магнатами архиепископ Реймский «избирал короля», прежде чем помазывать его миром и короновать; а «великие и малые наполнявшие собор, выражали свое согласие приветственными кликами. В теории необходимо было «согласие всего королевства». В действительности, после того, как закончено было предварительное нащупывание почвы у тех, чье согласие было необходимо, дело шло уже только о том, чтобы выявить это согласие посредством формальности. Но канцелярские обычаи подчеркивали важность этой формальности: первый год царствования считался только со дня коронования, и это правило, связанное с теорией избирательности, будет оставаться в действии в течение двух столетий[49].

Итак, эта королевская власть Капетингов, сверхъестественный характер которой мы отметили, была избирательной. В этом видели — странное противоречие. Но современники не могли удивляться этому. Уже по одному тому, что королевская власть была подобна священству, являлось вполне логичным, что она не была наследственной. И как духовенство могло не признавать ее божественного характера на том основании, что она избирательная? Ведь епископами и папами делались тоже по избранию. Монах Риппер приписывает архиепископу Адальберону обращенную им будто бы к вельможам в 987 г. речь, которая, может быть, не вполне точно выражает идеи самого Адальберона, но соответствует принципам церкви: «Королевство, — говорит он, — не приобретается по праву наследства, и возводить на престол следует лишь того, кто отличается не только телесным благородством, во и духовной мудростью, того, кого укрепляет вера и поддерживает великодушие»[50]. Царствовать должен лучший; а мы от себя прибавим: и он должен быть избран лучшими. Это чисто церковная теория[51]. И раз он избран с общего согласия, которое, впрочем, сводится к согласию немногих, раз он коронован, он является королем милостью божьей, и все обязаны ему повиноваться[52].

К тому же эта церковная доктрина находилась в согласии с анархическими чувствами мирского общества. Избрание короля являлось вполне естественным в глазах знати, которая придавала значение только индивидуальному соглашению.

Единственным средством сохранить корону в своей семье, которым располагали Капетинги, было — еще при жизни обеспечить избрание и коронование своего наследника. В течение трех веков они имели сыновей, и все время применяли систему соправительства до того момента, пока один из них, Филипп-Август, сделавшись очень могущественным, совершенно правильно решил, что он может пренебречь этим. В этом отношении в 987 г. имелся прецедент: каролингский король Лотарь, не доверяя своему брату, сделал своим соправителем и заставил короновать в 979 г.[53] сына своего Людовика V. И Гуго Канет, как только был избран и коронован, тотчас же с согласия вельмож разделил свой трон с сыном своим Робертом. Архиепископ Адальберон оказал при этом некоторое сопротивление. Пришлось искать помощи в походе, который Гуго собирался предпринять против испанских сарацин; как, в самом деле, не обеспечить, на случай несчастья, мирную передачу короны? И Роберт был коронован в день рождества этого же самого года, но мы не знаем, был ли он помазан; обряд совершился в Орлеанском соборе. Отец и сын царствовали совместно, без раздела земли или функций, и жили в полном согласии до тех пор, пока Гуго не воспротивился браку сына с Бертой[54]. После смерти своего отца Роберт царствовал один около двадцати лет. После развода с Бертой его домашняя жизнь стала очень тревожной благодаря мрачной злобности его навой жены — Констанции. В эти жестокие времена мегеры были не редкостью, и эта мегера приводила домочадцев короля в ужас, производящий комическое впечатление. «Ах, разве можно не верить ей, когда она грозит злом», — писал Шартрский епископ Фульберт. Она потребовала коронования своего юного сына Гуго в, 1017 г., не обращая внимания на возражения сеньоров, которые объявили, что не видят от этого никакой пользы. Сделавшись королем, Гуго не вынес дурного обращения матери и убежал; он жил грабежом и умер восемнадцати лет от роду. Тогда Роберт созвал баронов и епископов, чтобы вручить корону своему второму сыну — Генриху; но Констанция стояла за третьего, своего любимца. Преемство в порядке старшинства не было еще тогда правилом[55]. Бароны и епископы были в затруднении: они предпочли бы, ро разным причинам, воздержаться. Им казалось дурным «при жизни отца избирать короля»… Могущественный герцог Аквитанский, не желая ссориться ни с королем, ни с королевой, остался дома. Епископ Фульберт явился в курию и говорил в пользу старшего сына: и Генрих спустя год был коронован в Реймсе; Фульберт не осмелился присутствовать при коронации из страха перед королевой Констанцией. Она преследовала молодого короля своей ненавистью. После смерти Роберта Благочестивого она пыталась его низложить. Вот тогда-то и увидели, что предварительное коронование обеспечивало порядок. Генриху I удалось удержаться, и он не преминул короновать своего молодого сына Филиппа в 1059 г.