Феноменальный П. Т. Гелиодор - [2]

* * *

П. Т. Гелиодор был обычным мальчишкой тринадцати лет от роду, каких и тогда было множество в тех краях.

Как и другие мальчишки, он ходил в школу только в плохую погоду и обходился одной парой поношенных ботинок. Как и другие, хорошо ловил щук и сомов и таскал карамельки из лавки старого Диббла, слепого на правый глаз. У мистера Диббла однажды случился удар, и у него перекосило лицо. Одна половина его лица выглядела на сорок лет, а вторая на восемьдесят. Мальчишки в Согатаке называли его Двулицый Диббл.

П. Т. был вторым по старшинству из пятерых детей в семье, притом единственным мальчиком, остальные были сёстры: Эрма, Сельма, Вельма и Тельма (последние две – близняшки) – четырнадцати, одиннадцати и семи лет. Жить среди девочек было непросто, но П. Т. привык, как привыкал ко всему: к мозолям на ногах, к болям в животе, если переесть карамелек, к пиявкам, если долго купаться в пруду Квинебааг. (Как-то раз пиявка присосалась к самому сокровенному месту П. Т., и ему стало совсем худо; мать полила пиявку желудочным соком коровы и сняла её. П. Т. тогда было ужасно стыдно.)

Женщины в его семье отличались говорливостью – все, кроме матери, миссис Оливии Фридберг. Она редко открывала рот, иногда даже реже дяди Сайруса, хоть в это и трудно поверить.

Миссис Оливия Фридберг была женщиной миниатюрной, подвижной и живой – казалось, будто она вечно куда-то спешит. Всё у неё выходило бойко и споро, и когда доходило до наказания детей за какой-нибудь проступок, она тоже не мешкала. Оливия вышла замуж за единственного парня, с которым встречалась, Майлуса Гелиодора, тем более что других женихов не нашлось. Майлус, может, и не был человеком большого ума, но зато у него было доброе сердце, он вовремя мылся и выпивал всего пару раз в месяц. Оливии Фридберг этого хватило, чтобы выйти за него замуж и родить пятерых детей. Вряд ли он стал великой любовью её жизни, но она не считала себя несчастной, а в те времена даже такое встречалось нечасто.

Сто лет назад, в колониальные времена, Гелиодоры были землевладельцами и мало чем отличались от Петтигуферов. Но двоюродный дед Майлуса Эдмунд Т. Гелиодор обожал играть в карты, причём ему ужасно не везло. Он умудрился промотать всё состояние и чуть ли не пустить наследников по миру. Единственная оставшаяся у Гелиодоров земля лежала по ту сторону болота и называлась Никель-Айленд – Никелевый Остров.

П. Т. никогда там не бывал, потому что те места считались опасными. Можно было заблудиться, или встретить нехороших людей, или нарваться на диких зверей. Чтобы дойти до Никель-Айленда без риска, нужны были проводник и оружие. Говорили, там живут странные люди, которые без колебаний перережут горло за пару монет.

– Когда ты повзрослеешь, – часто говорил ему отец, сидя на крыльце с кукурузной трубкой в зубах и в соломенной шляпе набекрень, – когда вырастешь, Никель-Айленд станет твоим, поскольку ты мой единственный сын. Ты станешь королём этой земли.

Обычно под конец таких разговоров Майлус Гелиодор улыбался, улыбался и его брат Сайрус, который так и не женился и потому жил с ними. Братья даже не переглядывались, словно в этом не было нужды – словно они хранили тайну, которую младшему Гелиодору знать пока что не следовало.

Но от таких слов П. Т. вдруг сразу становился будто бы выше, расправлял плечи, щёлкал подтяжками на груди и забавно ходил взад-вперёд, точно павлин перед самкой.

«Что я буду делать с такими деньжищами? – часто думал он. – Я стану богаче мистера Петтигуфера? И буду жить в таком доме, где окон больше, чем уборных?»

Он решил, что перво-наперво освободит говорящего коня Гидеона и поселит его в одну из комнат. Ему казалось, конь этого заслуживает. А потом купит сёстрам сладостей у старого Диббла. Нет, лучше украдёт, как обычно. Зачем что-то покупать, если можно получить это бесплатно?

Так день за днём, месяц за месяцем П. Т. ждал, когда он станет королём Никель-Айленда, ловил щук и сомов, лениво выполнял поручения родителей, а когда кто-то называл его «голодранцем» или другими подобными словечками, гордо отвечал: «Хорошо смеётся тот, кто смеётся последним». Эту пословицу он часто слышал от отца, который произносил её загадочно, словно ему одному в мире известна некая тайная истина. И было совершенно непонятно, почему люди, услышав название «Никель-Айленд», заливались смехом. Всегда.

Как-то раз один приятель из компании П. Т., Маллиган по прозвищу Дикарь-Одиночка, – грубиян, которого, кстати, многие побаивались, – заявил, что Никель-Айленд – просто-напросто никому не нужная богом забытая дыра. П. Т. набросился на него с кулаками. Они подрались у церкви преподобного Хайтауэра, и на этом их дружбе пришёл кровавый конец.

«Когда вырастешь, Никель-Айленд станет твоим».

Несколько лет П. Т. довольствовался этим обещанием, и этого ему было вполне достаточно.

А потом отец поранился ржавым гвоздём, и всё изменилось.

Это случилось в понедельник, когда отец приводил в порядок конюшню. Он напоролся тыльной стороной ладони на гвоздь, торчавший из старой доски.

В следующий понедельник, несмотря на ромашковые примочки, которые делала отцу старшая дочь Эрма (знавшая кое-что о лечебных свойствах растений), рана не зажила и выглядела скверно.