Феномен Тили Кидалкиной - [10]

Меня, впрочем, всегда одно ставило в тупик — ее игральный набор, вся ее игра были отнюдь не Большим Театром или МХАТ. Относясь к ней мало-мальски нейтрально, человек не мог не замечать игры — расчетливой и направленной на одно, всегда и только на одно — выгоду сейчас или в будущем, пусть не ближайшем. Но ловились все! Даже умные, не в том дело умные — тертые, битые мужики! Это как понять? Я понимал, и понимаю, так — ослепленный ею заранее виртуально или сразу визуально, человек напрочь терял способность к анализу, т. е. впадал в то состояние, в котором любой недостаток объекта страсти становится дороже, чем несомненные этого объекта достоинства. Но! Все те, кого она бросила — походя или с даже некоторыми переживаниями — все готовы да что там готовы, воют от готовности! — принять ее обратно. Обвинив во всем себя, а не ее. Каково, а?

Тиля, повторяюсь, предпочитала никого не терять, при любых обстоятельствах. Тилин принцип — полностью отработанного объекта, ни на что уже негодного, не бывает. Кто-нибудь, когда-нибудь, зачем-нибудь, да пригодится, а потому связь надо, по возможности, поддерживать со всеми. Она и не теряет. Объекты, как я только что писал, ждут. Тиля тоже. Объект ведь может и подпрыгнуть — перейти, то есть, в связи со своим резко изменившимся материальным и не только статусом, из разряда отработанных в разряд требующих уточнения, или даже требующих немедленной разработки.

Просила ли Тиля, у новой жертвы, материальную помощь напрямую? Да нет конечно! Уже во втором письме претендент, обычно, взволнованно спрашивал — а как ты, стебелек, живешь? Стебелек умирающе шептал, что чьими-то молитвами. Ищет работу, перебивается от случая к случаю, но все это неважно, она просто очень рада возможности пообщаться и не хочет ни на что жаловаться, и так тяжело. Разрывная пуля причинила-бы меньше страданий чуткому сердцу! Опять-же, статистики не вел, но через пару недель максимум стебелек мчался в банк — получать подкормку. Кроме стандартных схем, Тиля очень любила импровизации, позволяющие откусить что-нибудь незапланированное. Так, Тиля единственный человек в Таиланде, которого я знаю, — и единственный случай, про который я слышал — у которого украли деньги. Крали у нее эти деньги или нет, для меня это навсегда останется такой-же загадкой, как например, тайна партийного золота или в чем они там хранили добычу. Факт тот, что немедля после этой самой кражи Тиля кинулась оповещать о том всех своих опекунов, и ответ не замедлил себя ждать. Мне кажется, за неделю после кражи Тиля собрала больший урожай, чем за пару месяцев спокойной трудовой своей жизни. Затем была эпопея с компьютером — в силу одной черты своего характера, о которой я подробно еще напишу, Тиля представить себе не могла, как это она на свои кровные — а для нее кровным становилось все, попавшее в ее руки, неважно как, — так вот как это она может что-то купить на свои, если есть возможность получить в подарок. Требуется одно — довести до подсознания имевшихся в ее распоряжении обьектов необходимость такого рода подарка. Компьютер и Интернет были для Тили орудием производства, немногим менее важным, чем таковые являются для меня. Зная, что деньги у нее есть и никаких таких материальных потрясений у нее нет и не предвидится, я предлагал ей, не раз, сходить со мной в компьютерный супермаркет и купить комп б/у, более, чем достаточный, по характеристикам, для ее промысла. Ведь она в состоянии была проводить за компом в Инете сутки напролет, а между тем ограничивалась парой часов, тройкой от силы, упуская, быть может, немалые возможности. Быть может, шанс ее жизни! Тиля уперлась — комп ей нужен был либо подаренный, либо никакой — т. е. наш. И Тиля начала кампанию по получению в подарок компьютера, беспрерывно всем жалуясь, как она ограничена в общении, как ее только и делают, что от компьютера отгоняют, как муху какую. Я не знаю, что конкретно она говорила и писала своим подопечным, но через пару недель, или три, компьютер примчался в джамбо-боксе, службой ДиЭйчЭл, прямиком с компьютерной родины, из Калифорнии. Мне с этим компьютером пришлось столько повозиться, что я вот сейчас пишу и содрогаюсь, его вспоминая, но это уже другая история.

Другой Тилин принцип, свято ею хранимый — ни с кем не ссориться! Ни по какому поводу! Любой человек, попавший в сферу Тилиного влияния или Тилиной жизнедеятельности, рассматривался ею, как потенциальный источник чего-нибудь, а чего и зачем, жизнь покажет. Тиля все делала, и делает, или не делает, невинно. Прямо ее ни в чем не упрекнешь. А если, доведенный, соберешь в кучу все факты и продемонстрируешь, Тиля девственно хлопнет ресницами и стандартно мяукнет — так надо-же было мне сказать! Так мне-же и в голову не пришло! Стоит-ли говорить, что в голову ей не приходило и не приходит только то, что требует отдачи. А не наоборот. Тиля может со всем подряд соглашаться, или наоборот, в зависимости от того, как она оценивает ситуацию и возможные последствия. Установленными для себя правилами игры, вбившись в броню прикрытой невинностью и непониманием непрошибаемости, Тиля напрочь лишилась возможности искренне что-то сделать или на что-то отреагировать. Достучаться до нее невозможно, и насколько я понял, такая игра, рано или поздно, лишает человека видения — он распространяет свою игру на всех, без разбора, будучи уже не в состоянии ни остановиться в игре, ни как-то вырваться из того стойла, в которое он сам себя загнал. Единственный способ лишить себя Тилиного общества — ну, все-таки, при условии, что Тиле ты зачем-то, да нужен — это прямо, бесповоротно и — ввернем любимое словечко нашего гиганта — однозначно, послать ее. Другого не существует. Можно как угодно жестко говорить ей о сомнительности ее поведения или там странностях, мягко говоря, характера, но если за этим не последует отлучения от дома, ровным счетом ничего и не произойдет. Тиля будет недоумевать, хлопать себя по бедрам, Тиля даже не преминет запустить слезой и потребовать фактов! Но Тиля не обидится. Себе дороже, как говорится. Кстати о фактах — я еще напишу и про факты, но повторяю — Тиля нашла идеальную, или практически идеальную, линию поведения, не дающую возможности упрекнуть ее или поймать в чем-то прямо. Все копится, копится, и становится, в конце-концов, невыносимым — а ничего конкретного вроде и нет. Понятно, когда речь идет о покоренных ею но вот когда речь идет о тех, кто не пылает к ней страстью, но для нее необходим, то тут наблюдаем следующее — те, кто достаточно прям и груб, чтобы, разобравшись, послать ее, ее не интересуют — так сказать, неоперабельные. Тиля умеет находить тех, кто будет стесняться и деликатничать до конца, кому проще терпеть, чем послать, и доить таких до упора. Достаточно недальновидно для нее, но что-то изменить она не в силах. Об этом подробнее потом, впрочем.