Феномен тахарруш как коллективное сексуальное насилие - [5]

осуществили мониторинг случаев сексуальных домогательств, совершенных гражданскими лицами в отношении женщин в период с января 2011 года по июнь 2013 года, структурируя наблюдение тремя событиями: 1) 18 дней, которые привели к падению режима Мубарака, или «революция 25 января»; 2) межреволюционный период с февраля 2011 года по июнь 2013 года; 3) третий период массовых протестов с 30 июня 2013 года по 14 августа 2013 года, которые продолжаются и по сегодняшний день в Египте. Первый период был отмечен низким уровнем сексуальных домогательств. Далее, во время межреволюционного периода, он значительно возрос в ходе политических протестов, когда президентом был избран Мухаммед Мурси из партии «Братьев-мусульман», с июня 2011 года по июнь 2013 года. Рост протестов отмечен вновь с 30 июня 2013 года, когда Мурси был свергнут и восстановлено военное правление. Этот третий период также сопровождался многочисленными случаями сексуальных домогательств на демонстрациях.

Чем можно объяснить такую динамику? Прежде всего следует привлечь корпус научной литературы, рассматривающий сексуальные домогательства и роль женщин в политических протестах в Египте и в других арабских контекстах, в особенности тематизацию роста сексуального насилия во время социально-политических конфликтов. Существует достаточно объемный корпус литературы о сексуальном насилии в условиях вооруженной борьбы, конфликтов и войн[20], однако лишь немногие работы посвящены теме сексуального насилия в политической борьбе, в невоенных условиях переходного периода либо при авторитарных режимах, ведущих борьбу с внутренней оппозицией.

Так, Маргарет Уокер вводит понятие «континуум насилия», нижней планкой которого является нормализованное в обществе домашнее насилие и маргинализация женщин[21]. Но когда меняется макроситуация в обществе — происходит слом социального порядка, — насилие эскалирует и превышает пороговые уровни, демонстрируя выход брутального сексуального домогательства в публичное пространство, и тогда групповые изнасилования и изнасилования предметами становятся относительно обычным явлением. Хотя египетские революции в 2011 и 2013 годах не являются примерами вооруженной борьбы, они вскрыли острый социально-политический конфликт в египетском обществе. Поэтому апелляция к континуальности или изменчивости объема насилия в обществе, в том числе сексуализированного, является, на наш взгляд, способом применить известную идею интерсекциональности[22] гендерного опыта, этничности и социально-классовых различий. Нормализованность домашнего насилия и характерное для патриархатного общества положение женщин в арабском культурном контексте — слишком статичные и малоэвристичные характеристики для объяснения происходящих изменений.

В работе Элизабет Вуд «Вариации сексуального насилия во время войны»[23] также предложено объяснение динамики объема насилия и различий в сексуализированном поведении, но в связи с военными конфликтами и в периоды между ними. Во-первых, в обычных обстоятельствах индивиды преследуют различные интересы, совершая сексуальное насилие: некоторые могут использовать его для достижения сексуального удовлетворения, другие — ради удовлетворения потребности во власти и контроле, а третьи в обыденных обстоятельствах вообще не заинтересованы в сексуальном насилии. Его проявления обычно регулируются различными социальными механизмами, варьирующимися в разных культурах и социальных группах. Приведем в пример нормированное сексуальное межкастовое насилие в Индии, которое чаще совершается в отношении низшей социальной группы далитов. Во-вторых, согласно Вуд, во время конфликта или военного переворота такие механизмы регулировки ослаблены, что приводит к более высокому уровню сексуального насилия. В-третьих, в какой-то степени этот социальный механизм варьируется в зависимости от межгрупповых конфликтов. То, что стартует как самосуд, вовлекая все более широкие группы индивидов, может трансформироваться в групповое сексуализированное насилие, как отмечает Хьюго Слим[24]. Пол Амар в своей работе приводит подачу в СМИ случая сексуального насилия над журналисткой Лорой Логан как пример медийной инструментализации дискурса «бешеной арабской толпы» и ее неконтролируемой сексуальности[25], развивая критику эссенциалистской перспективы, и призывает сосредоточиться на анализе действий государственных институций. В этом же русле теоретизирует Тина Дюпюи, отмечая, что площадь Тахрир и египетская революция не уникальны. Дюпюи описывает домогательства и изнасилования протестующих в ходе развития сложного протестного движения Occupy в Соединенных Штатах как примеры попыток дискредитации этого движения[26]. Кроме того, она приводит вопросы, которые обычно задают в подобном контексте: «Если вы знаете, что вы уязвимы, то почему вы там?» Это классический троп обвинения самой жертвы, который часто упоминается в литературе о сексуальных домогательствах и нападениях в публичных местах. В культурном контексте, в котором репутация мужчины и семейного клана тесно связаны с понятием чести, подразумевающей нормативно правильное сексуальное поведение принадлежащих к общине женщин, сексуальное насилие является актом обесчещивания противников. Как утверждает Мориз Тадрос со ссылкой на Шаш Фара