Феномен ГУЛАГа. Интерпретации, сравнения, исторический контекст - [189]

Секции дисциплины и порядка (СДП), упомянутые информанткой, были созданы в 2005 году; их задача состояла в обеспечении соблюдения правил внутреннего распорядка в отряде (таких правил множество: они касаются и расписания, и формы одежды, и мест для курения, и соблюдения тишины после отбоя и проч.). СДП были упразднены в 2009 году, когда центру пришлось признать, что они стали инструментом запугивания и насилия в среде заключенных. В заявлении Министерства юстиции решение о роспуске СДП объяснялось следующим образом: «Изменения направлены на недопущение передачи администрацией исправительного учреждения своих полномочий по надзору и контролю за осужденными лицам, отбывающим наказание, и предотвращение конфликтных ситуаций между осужденными»[663].

В неформальном контексте тогдашний министр юстиции А. В. Коновалов назвал СДП «одиозной» особенностью колоний[664]. Однако в течение нескольких лет правозащитники получали сообщения о том, что в некоторых колониях СДП продолжают функционировать, и теперь широко известно, что карательная власть в колониях осуществляется через активистов, которых администрация или отдельные должностные лица вербуют для выполнения по их поручению «грязной работы», например для вытягивания признаний, для насильственного принуждения к соблюдению правил, для вымогательств и наказаний. Незаконное использование заключенных в дисциплинарных целях свидетельствует о том, насколько трудно избавиться от некоторых привычных практик, которые поддерживаются в российских пенитенциарных учреждениях духом коллективизма.

Международные организации в области прав человека критически относятся к общежитиям именно потому, что в них создается пространство для формирования тюремных субкультур; однако они признают, что обойтись без общежитий бывает трудно. Если уж заключенных селят в общежитиях, то за ними необходим надлежащий надзор, и подходить к их размещению следует крайне осмотрительно. Преимущество тюрем с помещениями камерного типа, где каждый заключенный селится в отдельную камеру, состоит в том, что в дневные часы они могут общаться, а ночью, в самое опасное время, они заперты у себя и таким образом надежно защищены. Так, конечно, бывает не всегда, но сам принцип – разумный. В российских колониях охранники патрулируют открытые пространства круглосуточно, но начальник отряда уходит домой ежедневно в пять часов вечера, и группы заключенных численностью до 100–120 человек (это в теории, но на самом деле их нередко бывает и больше) оказываются брошенными на произвол судьбы. В составе такого «коллектива» могут оказаться образованные и необразованные, прежде работавшие и безработные, мусульмане и православные, граждане любой из бывших советских республик, осужденные за очень разные правонарушения и, конечно же, представители официальной и неофициальной власти, которые контролируют повседневную жизнь отряда. И все бы ничего, если бы такой распорядок не приводил к возникновению среды «низкого доверия», как принято говорить в пенологии, в результате чего, по приведенным выше словам одного респондента, на протяжении всего периода заключения многие чувствуют себя так, словно идут «по тонкому льду».

Поливалентность карательного коллективизма

Наследие советской пенитенциарной системы несет в себе определенные проблемы и для Службы исполнения наказаний, особенно с тех пор, как условия в пенитенциарных учреждениях стали предметом внешних проверок. По мере того как менялась политическая конъюнктура, структуры и принципы управления в системе исполнения наказаний требовали новых обоснований, и в результате в XXI век они вступили нагруженные множеством разных смыслов. Помню, как в 2005 году на одной конференции, где я присутствовала, генерал из Службы исполнения наказаний активно защищал систему коммунальных общежитий; в ответ на критическое замечание участника из Норвегии он заявил, что у русских людей есть культурная предрасположенность к совместному проживанию и что в отдельных камерах им будет плохо.

В XIX веке проживание в бараках оправдывалось тем, что крестьяне слишком малообразованны, чтобы проводить время в раздумьях в одиночных камерах [Adams 1996: 110]. Напомню: это была эпоха филадельфийской системы, когда новое откровение состояло в том, что заключенных следует держать в полной изоляции, чтобы они могли задуматься о своих преступлениях и измениться, и затем возвратиться в общество преображенными.

Когда от полной изоляции отказались, реформирование личности осталось тем не менее руководящим принципом и обоснованием тюремного заключения, и считалось, что достичь такого реформирования проще всего путем индивидуального подхода к заключенным: им следует обеспечивать условия жизни, максимально приближенные к внешним (существующим на свободе). Обоснованием для барачного быта в советском трудовом лагере, напротив, служил социалистический принцип коммунального проживания. В официальном дискурсе XXI века барак был переименован в общежитие, хотя сами заключенные по-прежнему называют место, где живут, бараком. Помимо ссылок на особенности русской культуры (будто бы русским больше нравится жить в коллективе), обоснованием для системы коммунальных общежитий служит также либеральный, ориентированный на всеобщее благосостояние «принцип аппроксимации». Вот так, например, одно должностное лицо объяснило в 2017 году необходимость совместного проживания в российской исправительной колонии: