Феникс. Терапевтические паттерны Милтона Эриксона - [69]

И вот когда я решил пойти учиться в старшую школу, большинство соседей были недовольны. Но Джо посоветовал мне пойти в старшую школу, как посоветовал и многим другим детям пойти в старшую школу. Я решил поступить в университет — соседи ворчали, что ребенок Эриксонов станет образованным дураком, а Джо посоветовал мне пойти в колледж. Он считал, что это замечательно, если все молодые люди будут ходить в колледж. А популярность Джо в округе была такова, что он был избран членом школьного правления. И на первом собрании правления школы присутствовали все родители. Собрание открыл Джо, сказав: «Вы, сельчане, избрали меня президентом школьного правления. Вы отдали мне большинство голосов, а это означает, что я буду президентом. Я не много знаю о школе, но я знаю, что все вы хотите, чтобы ваши дети выросли приличными людьми с образованием, чтобы они могли жить лучшей жизнью, а не просто работать с рассвета до глубокой темноты по семь дней в неделю... И когда вы наймите ЛУЧШИХ учителей и купите ЛУЧШЕЕ школьное оборудование и ЛУЧШИЕ книги». И Джо еще несколько раз избирали членом правления школы. И репутация Джо буквально расцвела с той поры, когда ему платили по 15 долларов в месяц, а позднее подняли зарплату до 30 долларов в месяц. Потом родители Сюзи умерли, и ферма досталась ей в наследство. У Джо и Сюзи не было детей, но Джо легко находил себе наемных помощников. Он приехал в исправительный лагерь и попросил отдавать ему в помощники всех подающих надежды и отсидевших срок молодых людей. Исправительный лагерь был для юношей, совершивших первое преступление. Некоторые из этих парней задерживались у него лишь на день, другие — на неделю, на месяц, а некоторые — на несколько месяцев. Пока они работали, Джо держал их при себе и хорошо с ними обращался. И ему удалось реабилитировать немало бывших заключенных. Когда я получил должность психолога штата Висконсин по проверке всех заключенных, содержащихся в тюремных и исправительных учреждениях, Джо был очень рад за меня и сказал мне: «В трудовой колонии хранится старое дело, которое вам следует почитать, в исправительном лагере тоже хранится старое дело, которое вам следует почитать, и в тюрьме штата хранится старое дело, которое вам следует почитать». Я знал, что имеет в виду Джо, и прочитал дело из трудовой колонии. Там говорилось, что Джо был склонен к жестокому насилию, что он был неисправим, что его отношения с другими подростками были деструктивными и грубыми и что большую часть времени с 12 до 21 года он провел в одиночном заключении. Его дело из исправительного лагеря в Грин Бэй было не менее мрачным. Там говорилось о драчливости и агрессивности Джо. Его содержали в одиночной камере, он даже ел в камере. Охранники его боялись. И когда Джо выпускали из камеры на зарядку, на спортивную площадку его сопровождали два здоровенных охранника, ростом с него или выше... один в трех метрах слева от него, а другой — в трех метрах справа. Если бы Джо набросился на одного из охранников, другой имел возможность броситься ему на помощь. Дело из тюрьмы штата было просто жутким. Джо проявлял драчливость, агрессивность, избивал своих сокамерников и провел большую часть времени в карцере. Карцер был размерами 2,5 на 2,5 на 2,5 метра с покатым в сторону двери полом. Это была очень толстая, тяжелая деревянная дверь с узкой щелью внизу, в которую раз в сутки, обычно в два часа ночи, молча просовывали поднос с едой. А раз в неделю карцер мыли из шланга в санитарных целях. Я заходил в этот карцер... он БЫЛ звуконепроницаемым и светонепроницаемым. А жизнь в полной темноте и безмолвии в течение практически двух тюремных сроков была очень суровым наказанием. И Джо ни разу не получил увольнительной. Когда его выпустили из карцера, то поместили в одиночную камеру. На зарядку его выводили в сопровождении двух охранников; он делал зарядку отдельно от других заключенных. Отсидев первый срок в тюрьме штата, он пошел в деревню, совершил несколько краж и был снова направлен в эту же тюрьму, где все боялись Джо. И другие заключенные, знавшие Джо, которых я опрашивал, сказали мне совершенно искренне: «Этот Джо подонок!» И все они боялись его. И ведь вся психотерапия, которую прошел Джо, состояла из одной фразы: «Можете, если вы джентльмен». Ему не потребовался многолетний курс психоанализа. Ему не потребовалась недирективная терапия Карла Роджерса, ему не потребовалось пяти лет гештальт-терапии, ему потребовалось лишь одно простое высказывание: «Можете, если вы джентльмен». Психотерапия должна происходить в самом пациенте, все должен делать сам пациент, и пациент должен иметь мотивацию. И когда я заинтересовался психотерапией, история Джо оказала на меня очень сильное влияние. Нужно действительно оставить проблему психотерапии самому пациенту. Надо попытаться понять, что ваш пациент говорит вам. Ваш пациент разговаривает на языке своего собственного опыта, а этот язык отличается от вашего.

И когда я сам учился гипнозу, я представлял себе кого-то, кого я хорошо знаю, и предлагал сеанс гипноза этому воображаемому лицу, соотнося те слова, которые я использовал для введения в гипноз, с тем, что я знал о нем как о личности. Сейчас я вспоминаю одного типа... мы работали вместе с еще одним человеком на консервной фабрике. Мы вместе работали на складе. Я работал там еще с одним рабочим, сначала это был Скотти, затем к нам присоединился Хэл. Когда я пришел работать туда, Скотти сказал: «Доброе утро», а в конце рабочего дня — «Всего доброго», и я понял, что это очень молчаливый человек. И я тоже говорил лишь: «Доброе утро, всего доброго», или «нужны еще ящики», или «пора начать новый ряд»... обычные рабочие фразы, и ничего больше. И когда к нам присоединился Харольд, консервирование пошло быстрее, производительность стала выше. Он приступил к работе и сказал: «Доброе утро»... ничего не говорил, кроме того, что нужно было по работе, но в полдень он сказал: «Увидимся после обеда». После обеда он сказал: «Пора приниматься за работу» и «Всего доброго». И однажды Скотти сказал мне: «Чертов болтун. Я не могу вынести того, что он болтает, болтает, болтает целый день!» А старина Харольд всего лишь говорил: «Увидимся после обеда» и «Пора приниматься за работу».