Феникс. Терапевтические паттерны Милтона Эриксона - [60]

И снова оказывается, что для того чтобы понять значимость этого, казалось бы элементарного, но тем не менее важного шага, следует принять во внимание склонности клиентов, касающиеся их предшествующего опыта. Женщина из данного примера, несомненно, подвергалась упрашиванию и принуждению со стороны друзей и врачей и со стороны самой себя отказаться от неуместных манипуляций со своими волосами. И все же несмотря на свое знание о том, что она должна прекратить выдергивать себе волосы, и на свои попытки использовать для этого все известные ей и ее знакомым средства, она продолжает это делать. Поэтому для психотерапевта сказать ей об этом в очередной раз и снова попытаться изменить ее поведение означало бы вызвать с ее стороны недоверие и чрезмерную осторожность, поскольку такие призывы противоречили бы ее личному опыту. Оставляя ее поведение на время в покое, Эриксон, по крайней мере, избегает вероятной полемики по поводу содержания ее прошлого опыта и, возможно, дает ей понять, что осознает, насколько сильным и труднопреодолимым является для нее позыв к выдергиванию волос (что, несомненно, соотносится с ее собственным опытом, а следовательно, укрепляет раппорт).

Установив раппорт с женщиной, Эриксон позволяет ей продолжать свое компульсивное поведение, но добавляет к нему нагрузку, которая, как он подозревает, окажется для нее настолько скучным и утомительным занятием, что это вынудит ее прекратить выдирать себе волосы. Значимость этой дополнительной формы поведения такова, что в сознании клиента оно цепями приковано к компульсивному поведению, так что прекращение одного означает прекращение и другого. Таким образом, эффективность этой формы вмешательства зиждется на вашей способности: 1) к установлению и поддержанию раппорта, так чтобы ваши предписания, касающиеся дополнительных форм поведения, были восприняты серьезно; 2) к выбору уместной, но, в конечном счете, обременительной формы поведения, предписываемой клиенту. Уместность предписываемого поведения связана с представлением о том, что это поведение имеет некий смысл для клиента с точки зрения своей релевантности проблемной ситуации. Хотя ходить задом наперед каждый второй час в день, вероятно, является обременительной задачей, предписание такой формы поведения выдирающей волосы женщине или дочери самого Эриксона могло бы вызвать лишь сомнения в его компетентности и альтруизме как психотерапевта. История с дочерью Эриксона, открывающая этот раздел главы, — прекрасная иллюстрация подобных соображений. Вместо того чтобы осуждать или принижать интерес дочери к обкусыванию ногтей, Эриксон воспринимает ее желание серьезно, тем самым устанавливая раппорт. Затем он вовлекает ее в форму поведения, кажущуюся в сложившейся ситуации совершенно разумной, и все же Эриксон убежден, что вскоре эта форма поведения превратит обкусывание ногтей в вызывающую отвращение повинность.

На первый взгляд инструкции Эриксона, выданные лысеющей женщине и своей дочери, кажутся ярчайшими примерами краткосрочной терапии, включающей «предписание симптома». Однако это не так, и мы ни разу не обнаружили в наших стенограммах терапевтической работы Эриксона примеров простого предписания симптома. В качестве формы вмешательства, предписано противоречия, свойственного некоторым людям. Предлагая клиенту продолжать или даже усиливать его компульсивное поведение, психотерапевт лишает клиента подсознательного и приносящего определенное удовлетворение удовольствия от совершения того, что в обычных условиях и в любой другой ситуации было бы достойно осуждения. В результате данная форма поведения перестает быть для клиента единственным средством к тому, чтобы самоутвердиться в своей независимости от желаний других людей.

Ахиллесовой пятой этих форм вмешательства является, однако, необходимость успешно мотивировать людей выполнять наши инструкции... Таким образом, потенциальным слабым местом может оказаться неспособность психотерапевта представить клиенту свое вмешательство на «языке», имеющем для него смысл и тем самым вызывающем в нем готовность принять и выполнять инструкции.

(Вацлавик П., Виклэнд Дж., Фиш Р. Изменение, Р. 115 (Watzlawick Р., WeaklandJ. & Fisch R., 1988))

Если бы вы решили предписать симптом женщине, выдирающей себе волосы, вы сказали бы ей, что она должна выдирать волосы в три раза чаще. Обременительность такого поведения действительно могла бы заставить женщину отказаться от него при условии, что вам каким-то образом удалось бы побудить ее действительно выдирать волосы в три раза чаще. Эриксон не предлагает этой женщине чаще выдирать волосы. Вместо этого он прикрепляет к выдиранию волос дополнительную форму поведения, бремя которого клиентка не в состоянии отделить от своей исходной формы поведения, состоящей в выдирании волос. Оставляя проблемное поведение женщины без изменений, Эриксон избегает почти неизбежной конфронтации. Сам факт, особенности и последствия ее поведения, несомненно, занимали центральное место в ее личном и социальном опыте в прошлом, а потому контекст выдирания волос является для нее в высшей степени психологически нагруженным. После многих лет самоанализа и консультаций с другими людьми у нее были наготове всевозможные оправдания такого поведения. Эриксон сумел не увязнуть в этом историческом болоте, сделав обходной маневр вместо попыток изменить поведение этой женщины или напролом продраться сквозь ее возражения. Самое важное здесь то, что вы перетягиваете клиента на другую сторону, где под влиянием новых форм поведения и обобщений естественным образом формируется среда прямой и обратной связи, берущая на себя роль по закреплению и поддержанию этих новых форм поведения.