Феникс и зеркало - [75]

— Я знаю, — кивнул Вергилий. Но если бы он действительно знал об этом, то он давно бы понял, чем именно напугана королева, в чем кроется главная опасность для нее…

— Так вы защитите меня, да? — настойчиво повторяла она. — Да? Навсегда-навсегда? — Глаза ее неотрывно глядели на мага, голос становился все мягче и все нежней. — Ты защитишь. Я знаю. Знаю. — Голос ее совсем затих, и она продолжила жестами и полушепотом: — Я знаю почему. Знаю, какую награду ты хочешь на самом деле. И ты достоин ее. Навсегда. Пойдем же. — И она протянула ему руку.

Вергилий не взял ее руку в свою.

— Сударыня, однажды я уже пошел с вами. Вспомните, что было потом.

Корнелия оцепенела:

— Но тогда… пока я не могу… я не могу быть уверена… как я могу поверить, что… Ты предпочел ее мне? Мне?! Ты защитишь меня или нет?! Ты!!!

Лицо ее исказилось, и, казалось, принадлежало теперь другому человеку, скрюченные пальцы бессильно загребали воздух. Она ругалась, сыпала проклятиями нараспев, крыла его всеми возможными словами по-латыни, на этрусском языке, на греческом. Затем посыпался град звуков, свойственных языку Карса, это можно было понять по тому, что Лаура поморщилась. Затем настал черед неаполитанского диалекта, и Корнелия обрушилась на него подобно старой торговке рыбой, осыпая его бранью, крича, непристойно жестикулируя, кривляясь.

— Эта девка, — визжала она, — эта девка — ублюдок, дочка ублюдка, и ее, и мать нагуляли на стороне, обе они девки, сучки, мерзавки, твари, твари, твари, твари… Зачем я спасла ей жизнь, для чего растила? Удавила бы ее в детстве, как приблудную суку! А растила я ее именно для этого, для этого! Она будет жить, а я умру? Мне было обещано пять сотен лет жизни, а теперь я не доживу даже до положенного мне предела, а эта тварь меня переживет? Нет! Нет!

Гнев ее становился все безумнее, такого на своем веку Вергилий еще не видал.

— Я уничтожу ее, — орала она, и пена выступала на ее губах, клочья выдранных волос летели в стороны, тушь и помада стекали по лицу, намокшему от слез. Лицо ее походило теперь на маску Горгоны, голос сорвался на визг. — Я уничтожу ее! И тебя заодно с ней! Рыцарь! Защитничек! Некромант! Пройдоха! Сводня, дерьмо, потаскун! Я убью вас обоих!

Она бессильно замолкла, чтобы перевести дух, и тут Вергилий сказал:

— Довольно. Ты всячески унизила меня, и я покидаю твой дом навсегда. Мой путь пройден до конца. Филлис, нам тут нечего больше делать. — Он повернулся и, взяв девушку за руку, повел ее к дверям.

Но не успели они выйти наружу, как внезапный крик вновь разнесся по дому. Они оглянулись: Корнелия стояла там, где стояла, но за ее спиной, обнимая ее за плечи, стоял Огненный Человек, и вокруг них разгоралось пламя, скрывая их обоих. Столь безумен был ее гнев, что пали все заслоны, установленные ею, чтобы оградить себя от Феникса. Вергилий же, не желая того, произнес слова, снимающие заклятие, и вот Феникс, преодолев в один миг пустыни и моря, оказался возле своей невесты.

Вергилий и не пытался утихомирить этот огонь. С тем же успехом он мог бы попробовать усмирить Везувий. Странно, но похоже, что в тот раз в пустыне Феникс говорил правду: страх оставил Корнелию, и она, судя по всему, не испытывала ни малейшей боли. Напротив, пока огонь разгорался, лицо ее разглаживалось, становилось мягче, а тело податливо, согласно легло в огненные объятия любовника, глаза закрылись навек, и они навсегда скрылись в пламени — она с покорностью, он — как триумфатор. Какое-то время кучки пепла сохраняли еще очертания двух человеческих тел, затем непостижимым образом они соединились вместе, слились и образовали нечто вроде светящегося яйца, яйцо развалилось на скорлупки, и оттуда выползло нечто, напоминающее червя, немедленно скрывшегося в горке пепла, которая принялась на глазах стремительно расти.

Все оставались в полном оцепенении. Горло Вергилия смогло издать лишь звук, нимало не напоминающий ни одно из слов, и тут пепел посыпался вниз, на пол, открывая взгляду человека.

Феникс стряхнул с себя пепел, стряхнул его со своей красной, словно обожженной кожи, сделал нетвердый шаг… еще один… и зашагал уверенно, не обращая ни малейшего внимания на тех, кто с благоговением и оторопью глядел на него.

«Таким мог быть сам Эббед Сапфир, — подумал Вергилий, — в первые дни своего человеческого существования… нет, это не точное его подобие, но…»

Проходя мимо Вергилия и Филлис, Феникс сделал мягкое и почти невольное движение головы в их сторону. Что-то вспыхнуло в его бледных сине-зеленых глазах, что-то неуловимо напомнившее Корнелию. Вспыхнуло и пропало.

И он ушел.

Визжащие слуги разбежались по всему дому. Лаура лежала на диване, уткнув пылающее лицо в ладони. Вергилий дрожал и не мог справиться со своей дрожью, Филлис прильнула к его груди в поисках защиты.

А Туллио ползал по полу и горько причитал.

— Мы хотели царства, мы хотели Империи, — простонал он, словно бы самому себе. — Это не… не стоило того… не стоило…

Позже Вергилий скажет Клеменсу:

— Единственное, чего она желала, — бессмертия.

— Она выбрала неверный путь, — хмыкнул Клеменс. — Бессмертие в состоянии дать только алхимия. Ты прекрасно это знаешь.