Феникс - [23]

Когда ревущая громадина уже пролетела километра четыре, превратившись в точку на горизонте, мальчик, беззвучно разевавший рот, как выброшенная на берег рыба, вновь обрел дар речи:

- "...Не распознав Света Предвечности мы можем встретить Часовых Вечности. Явиться они могут в любом привычном вам обличье. Покорись и порадуйся проводнику. Обратись к нему с мольбой, и откроется Великая Тропа..."

- В последние годы мы живем в нереальном мире, - сказала Инга, глядя на проплывающие мимо быки и стальные балки моста, слегка размытые расстоянием и туманом. - А что, если мы хотим невозможного или просто несуществующего?!

Георг неотрывно смотрел на другой берег реки. Он внимательно разглядывал приближающиеся темные холмы.

- Мое предложение остается в силе. Можешь перебраться в мою хижину...

Инга махнула рукой:

- Да я же не об этом...

- "...Как учит северный буддизм, посредством Великой Прямой Вертикальной Тропы можно сразу освободиться, даже достигнуть Блаженства, вообще не ступая в пространства Бардо, не тяготясь длинной дорогой обычного пути, пересекающего бесчисленные равнины и теснины кармических миражей. Эта вероятность подстилает всю суть учения Бардо целиком. Вера - это первый шаг на Тайном Пути. Ибо Вера - есть путь и одновременно правило, как идти, ибо сказано, если ты совершенно уверен, что ты на верном пути, - ты потерял его. Поэтому следом за первым шагом - второй шаг: Озарение. Ибо лишь Озарение страхует нас от потери почвы под ногами на истинном пути. С Озарением приходит Несомненность. А когда достигнута Исчерпанность Стремления, тогда приходит Свобода. Успех на этом Тайном Пути всецело зависит от развития души..."2

- Господи... Георг, скажи ему, чтобы перестал читать, - расплакалась Инга. - Я не могу это слушать! Мне страшно!

3

Первое, что увидели они на безлюдном левом берегу, едва причалив, была полосатая будка речного сторожа. Потревоженный неурочной суетой, сей страж вышел, опираясь на костыль, в промозглую сырость тревожного утра. Зябко кутаясь в потертую офицерскую плащ-палатку, изобразил на помятом, желтом, плохо выбритом лице недовольную гримасу.

- Кто такие?

- Беженцы, - ответила ему прибывшая четверка людей.

- Пароль?..

- "Слава Леберли!" - за всех сказал Георг, сказал первое, что пришло в голову.

Сторож, согласуясь с правилами игры, для порядка выдержал паузу, строго насупив брови, и вынес вердикт:

- Ответ правильный. Проходите.

По каменистым уступам, по какой-то козьей тропе, стали они карабкаться наверх. Сторож вернул свою задницу к жаровне с тлеющими углями. Георг слышал, как он накручивает ручку полевого телефона и кричит в трубку: "Але! Але!.."

К блок-посту они вышли с заранее поднятыми руками. Из-за бетонных глыб, нагроможденных в высоту, высунулся предупрежденный сторожем милиционер и велел всем остановиться. Потом приказал Георгу: "Иди сюда".

Георг подошел и остановился так, чтобы видеть и свою группу и постовых. Милиционер, который его позвал, стоял возле импровизированной бетонной стены и, расставив ноги, справлял малую нужду. Рядом с ним справлял нужду еще один милиционер. Георг ждал, когда стражи выссутся, испытывая острое чувство унижения. А те, не спеша журча струями по бетону, весело продолжали свой разговор между собой, начатый еще в помещении блок-поста. Там вообще было весело, горел яркий свет, слышались мужские пьяные голоса и веселые повизгивания девиц.

Наконец они закончили свой физиологический процесс, потрясли членами, заправились. Сразу же занялись задержанным.

- Откуда здесь оказались? - спросил первый милиционер, подойдя вплотную и быстро, ловко так, обыскал Георга, вернее прощупал, словно погладил. Очень мягкий обыск произвел. За это Георг даже простил ему свое унизительное ожидание.

- С того берега, - чистосердечно признавался задержанный, - лодочник перевез нас... Спасаемся от бомбежки...

- Документики покажь, - потребовал милиционер.

- Вообще-то я местный, свой... - говорил Георга, протягивая бумаги.

- Свой, говоришь... - пробормотал милиционер, разглядывая печати и фотографию Георга и сравнивая ее с оригиналом.

Второй милиционер поманил к себе оставшуюся группу беженцев. Те подошли и стали перед его настороженным взором. Первый милиционер сразу потерял интерес к Георгу, вернул ему документы и воззрился на Ингу. Его руки потянулись к ней. "Если он коснется ее груди своими вонючими лапами..." подумал Георг, бледнея, и докончил фразу не словами, а яркими образами: он срывает с плеча милиционера небрежно висящий АКМ. Две коротки очереди, враги падают, конвульсивно дергаясь под пулями. Потом длинная очередь по сияющему окну... И - гранату туда, где визжат голоса и бьются падающие на пол бутылки. Хер-р-р-рак!!! И все разлетается к чертовой матери...

Георг шумно перевел дух. Нет, на самом деле будет все не так, все будет проделано крайне неловко, ведь он морально не готов убивать людей... А потом с ним расправятся. Очень больно и очень жестоко. И в конце - смерть.

- Скажите, пожалуйста, - сказал Георг, отвлекая милиционера от Инги, что за заварушка случилась?

- А хрен его знает. Тарелочки гребаные опять поналетели... - сказал живой милиционер, и, так и не притронувшись к вожделенным женским формам, махнул рукой: - Ладно, топайте отсюда по-скорому...