Феникс - [13]

11-00. Бегу в "Объединение Х.", чтобы утрясти кое-какие вопросы, связанные с организацией выставки.

Президентша "ОБМОСХУДА" оказывается в офисе, она на месте, слава Богу. Толстощекая, кровь с молоком баба восседает за своим огромным, старинной работы столом, обложившись бумагами. И здесь бюрократия.

Увидев меня, она кокетливо поправляет мелко завитые бледно-фиолетовые кудри и дружелюбно сверкает золотыми зубами. Она сообщает мне сначала хорошие новости - о том, что ей удалось добиться снижения арендной платы за помещение выставочного зала, удлинить сроки экспозиции и прочее в том же духе, что, в общем-то, меня мало интересует. Потом она сообщает плохую новость.

- Понимаете, - говорит она, не глядя мне в глаза, - тут возникла такая ситуэйшн... Произошли кое-какие изменения, то есть расширение... Короче, расширился список участников выставки... и, в связи с этим расширением, нам придется ужаться.

- Кому конкретно, - спрашиваю я, пронзительно глядя в ее бесцветные глазки-пуговки; ее взгляд отталкивается от моего еще сильнее, как одноименный полюс магнита.

- Конкретно Вам, - отвечает она и поспешно добавляет, чтобы мне не было особенно больно, - ну еще кой-кому... В общем, одной секцией Вам придется пожертвовать.

- Интересно, - говорю я капризным голосом обиженного ребенка, - из двух секций вы забираете у меня одну! Как же я расположусь? Ведь вы знаете, сколько у меня работ...

- Георгий Николаевич, голубчик, ну потеснимся немного. Вы же знаете, все хотят участвовать в выставке, а места мало... А парень на редкость перспективный, молодой, напористый... - Она двинула локтем бумаги, и они почти совсем закрыли большую картонную коробку с конфетами, лежавшую у нее на столе. - Я не могла ему отказать.

- И кто же сей неофит? - спрашиваю я желчно. - Тот, которому сходу дают целую секцию, в то время, как старым, проверенным временем художникам делают обрезание.

- Ну, Карелин... - говорит она дрогнувшим голосом. - Вам это имя пока ни о чем не говорит...

И вдруг идет в атаку, как танк. Она устремляет, наконец, на меня свой взгляд сразу сделавшийся тяжелым, упрямым. Я затронул ее интимное, личное. А за свое личное, интимное, она любому порвет пасть. Полные ее руки плотно лежат на сукне стола, под дрябловатой кожей перекатываются крепкие еще мышцы.

- О'кей! - говорю я и выдаю любимый афоризм моего отца: "Урезать так урезать, как сказал один японский адмирал, делая себе харакири".

Чтобы смягчить мою боль от урезания, госпожа Президентша приглашает меня на ланч в ресторан "Нева", который располагался на нижнем этаже здания.

- В отделе культуры выбила талоны на питание в нашем зале. Могу дать на целую неделю, - сообщает она интимно.

Я принимаю приглашение на ланч, но от талонов отказываюсь. Пока у меня есть деньги.

13-30. Прибыл в Центральный выставочный зал и работал там как проклятый до 22-х часов. Чтобы размяться, половину обратного пути к дому преодолел пешедралом. Сплошная облачность накрыла город, как одеялом, и потому раньше обычного, в половине одиннадцатого, стал сгущаться мрак, только на западе, как надежда на завтрашнюю хорошую погоду, светилась ярко-желтая полоска чистого неба.

Домой пришел около одиннадцати, когда стало совсем темно, уличное освещение опять не работало. Чтобы не разбудить тетку, тихо раздеваюсь, иду на кухню, плотно прикрыв за собой дверь. По радио передают какой-то зажигательный фокстрот. Как там у Юлиана Семенова?

"Он (Штирлиц) включил радио. Передавали легкую музыку. Во время налетов обычно передавали веселые песенки. Это вошло в обычай: когда здорово били на фронте или сильно долбили с воздуха, радио передавало веселые, смешные программы".

У нас, слава Богу, война еще не разразилась... Но на дамбе стоят танки.

В автобусе я сидел с левого борта, и мне ни черта не было видно, что происходит с противоположной стороны. На асфальте у меня под окном просматривались сухие комья грязи и след от гусеничных траков. Прошел солдат, озабоченный чем-то, по-моему, дал какие-то указания нашему водителю. Потом мы поехали. Медленно. Пассажиры, те, которые стояли и не могли разгадывать кроссворды, вертели головами, всматривались в сумерки за окнами, где двигались какие-то механизмы и рычали моторы. Кто-то сказал: "Танки". Я тоже вертел головой, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь из происходящего на встречной полосе дороги, но тщетно. Кроме света фар, ничего не разобрал.

Высокий молодой человек, вопросительным знаком торчавший посреди салона, сжимая под мышкой коробки с видеокассетами, сказал своей подруге, такой же тоненькой и гибкой, что-то о президенте Голощекове в том смысле, что бравый генерал-майор, наш Адамчик, так же быстро разберется с зелеными человечками, как он разобрался с литавцами. Парочка рассмеялась, как обычно смеется беззаботная молодежь. И тут до меня дошло, что все ожидают нового налета НЛО, маскирующихся под самолеты. А может, это самолеты маскируются под НЛО? Я подумал с горькой усмешкой, что вся наша теперешняя жизнь отдает каким-то фарсом с клиповой насыщенностью: с неба давит очередная волна НЛО, с запада угрожают литавцы, а внутри - ультраправый генерал с амбициями фюрера пытается "эллинизировать" кусок территории, который ему достался во время дележа имущества сильных мира сего... Сериал какой-то унылый, мать его..."