Фемистокл - [129]

Мекистей пришёл в ярость. Он заявил, что Афинам нужно объявить войну. Однако коллеги-эфоры охладили его воинственный пыл. Они сказали, что на море афиняне неодолимы, а их город отныне недоступен для любого враждебного войска. И самое главное, война Спарты с Афинами неизбежно послужит развалу Коринфского союза, поскольку эвбеяне, платейцы, феспийцы и некоторые другие полисы Греции воевать с Афинами не станут. Наоборот, они окажут афинянам всемерную поддержку.

Кроме того, оставался персидский царь. Он хоть и потерпел несколько тяжёлых поражений на суше и на море, но был готов продолжать войну с эллинами. Распря Спарты с Афинами в первую очередь будет на руку Ксерксу.

Тогда Мекистей велел, чтобы Фемистокла под стражей привели в эфорейон.

Фемистокл находился в доме Эвенета и беседовал с посланцем из Афин, когда туда вломились вооружённые люди. Без всяких объяснений они схватили Фемистокла. Сикинн, попытавшийся преградить им путь, получил такой сильный удар палкой в грудь, что без чувств свалился на пол. Эвенета в тот час дома не было.

Мекистей чувствовал себя не просто обманутым, но оскорблённым до глубины души. Поэтому он разговаривал с Фемистоклом сидя в кресле. Афинянин же стоял перед ним как преступник, окружённый стражей.

Четыре других эфорских кресла пустовали. У эфоров было время полуденной трапезы.

- Ты гнусный негодяй, Фемистокл! - начал Мекистей, не ответив на приветствие последнего. - Ты подлый лжец! Коварное создание! На этот раз тебе удалось выйти сухим из воды, но я обещаю, что твоё везение когда-нибудь закончится. Удача отвернётся от тебя! И тогда мы снова встретимся, но на руках у тебя будут цепи.

- Как у осуждённого на смерть? - усмехнулся Фемистокл.

- Напрасно усмехаешься, всё так и будет, - с угрозой в голосе промолвил Мекистей. - Ты сделал роковую ошибку. Спартанцы никогда не простят тебе твоего коварства и лжи. За этот нынешний обман ты в будущем заплатишь своей головой!

- Мне жаль, Мекистей, что всё так получилось, - печально вздохнул Фемистокл. - И неприязни к Спарте у меня нет.

- Поздно сожалеть, Фемистокл, - бросил эфор-эпоним. - Отныне у лакедемонян нет тебе веры. Я даю три часа на то, чтобы ты покинул Спарту. Прощай!

Так же под стражей Фемистокл вернулся в дом Эвенета.

Стражники, молчаливые и грозные, сопровождали Фемистокла и Сикинна до городка Фарис. От Фариса до гавани Лас с ними поехали несколько конных воинов-периэков, а спартанская стража вернулась домой.

Приезд Фемистокла совпал с возвращением афинского флота от берегов Геллеспонта.

Если Ксантиппа афиняне чествовали как храброго и упорного полководца, то Фемистоклу были оказаны почести за личное мужество и спасение государства.

Тут же начались разговоры, что афиняне теперь вполне обойдутся и без поддержки пелопоннесцев. Мол, пускай спартанцы и их союзники сами отвоёвывают у персов Кипр. Афинянам же важнее захватить проливы в Пропонтиде, значит, и флот должен идти к Геллеспонту, а не на Кипр.

Выступая в народном собрании, Фемистокл высказался резко против таких настроений. Он считал, что Спарта и Коринф необходимы Афинам, покуда продолжается война с персами. Только сплочёнными усилиями эллинам удастся победить такого могучего врага, как Ксеркс.

Авторитет Фемистокла был столь велик среди афинян, что никто не осмелился оспаривать его мнение…

В середине лета объединённый эллинский флот отплыл от острова Эгина и взял курс на остров Кипр. В составе находились и афинские корабли, но командовал ими не Ксантипп, возбудивший к себе ненависть лакедемонян, а Кимон, сын Мильтиада. Кимон был сторонником лаконского воспитания, поэтому спартанцы благоволили к нему. Вторым предводителем афинян был Аристид, сын Лисимаха.

Во главе всех эллинских сил стоял Павсаний, сын Клеомброта.

Глава двенадцатая. ДЕЛОССКИЙ СОЮЗ

Во время похода на Кипр заносчивость Павсания внесла раскол в общеэллинский союз. Во-первых, он свысока общался с эвбеянами, поскольку среди них немало было таких, кто оставался в стороне, когда персы бесчинствовали в Элладе. А город Карист на Эвбее и вовсе признал власть Ксеркса. Павсаний называл всех эвбеян «трусливыми овцами», хотя знал, что эвбеяне из Халкиды и Эретрии, а также стирейцы храбро сражались у Артемисия и при Саламине. Спартанец же негодовал на эвбеян за то, что они не участвовали в битве при Платеях.

Такое же отношение было у Павсания к пелопоннесским ахейцам, войско которых подошло к Платеям, когда персы были уже разбиты.

Но особенно грубо он вёл себя с ионийцами, так как те не только признали власть варваров, но и сражались на их стороне. Всех ионийцев Павсаний называл не иначе как «рабами персов». С начальниками ионийцев Павсаний разговаривал всегда сурово и сердито, простых же воинов за малейшую провинность наказывал палками или заставлял стоять целый день с железным якорем на плечах. Никому из ионийцев не разрешалось раньше спартанцев набрать соломы на подстилку, принести сена коням или подойти к источнику за водой - ослушников слуги лакедемонян гнали прочь плетьми.

Когда однажды Аристид с упрёком заговорил об этом с Павсанием, желая его усовестить, тот, нахмурившись, сказал, что не желает вести об этом разговор: мол, есть дела поважнее.