Феллах - [49]

Шрифт
Интервал

Угрозы Тауфика возымели, очевидно, свое действие. Феллахи боялись, что каждого, кто придет на собрание, может постигнуть судьба земляков, и все-таки в тот день, когда я предложил созвать собрание, четверо осмелились заглянуть в правление кооператива. Не успели, однако, они переступить порог, как появился Тауфик.

— Ага, попались, голубчики! — набросился он на них. — Поймал вас! Ну, отвечайте — зачем приползли? На собрание? Хорошо… Запомните: я каждого из вас могу сгноить в тюрьме! На этот раз, так и быть, я вас прощаю. Но увижу вместе еще раз, аллах тому свидетель, прикажу схватить как взломщиков и воров. Разве вам не известно, что это помещение отведено для приезжего бея? Он здесь живет. Значит, это его квартира. А вы пытались в нее проникнуть. Спрашивается, зачем? Ах, чтобы провести собрание? Так всем известно, что это запрещено. Следовательно, вы забрались сюда, чтобы совершить кражу или грабеж со взломом. Выходит, вы преступники. А с преступниками знаете что делают? Не забывайте, что я имею прямую связь с Каиром!

Феллахи потоптались на месте и разошлись по домам, решив не связываться с Тауфиком. Еще, чего доброго, и их упрячет в тюрьму. Ведь сладил же он с Хилялем, хотя и тот представлял власть в деревне.

Тауфик стал еще более важным, его так и распирало от удовольствия, что он может держать в страхе и повиновении всю деревню. Провожая его косыми взглядами, феллахи перешептывались:

— Видали, как он теперь ходит? Ну что твой приезжий бей. Даже покрикивать стал, как он…

Дальнейшее мое пребывание в деревне становилось бессмысленным. Я понял, что здесь ничего не смогу сделать, ничем не могу помочь моим землякам. И поэтому решил отправиться в уездный центр и там попытаться дать бой. Захватив небольшой чемоданчик, я пошел на развилку проселочной дороги, где обычно останавливается автобус, курсировавший между Каиром и городом. По пути мне попался Тауфик. Он поприветствовал меня, с ехидной ухмылкой покосившись на мой чемоданчик.

Я спросил его:

— Что-то давно я не вижу приезжего бея. Ну, того самого, который называет себя представителем правительства. Куда это он делся?

Тауфик ответил не сразу. Потом, словно в раздумье, медленно произнес:

— Он уехал в Каир… У него там важные дела…

— Он что, в самом деле представитель правительства? А от какого министерства? — поинтересовался я.

Этот мой вопрос Тауфик оставил без ответа, промычав что-то неопределенное.

— Говорят, он непосредственно связан с правительством. И ты якобы имеешь прямую связь с Каиром. Это правда? С кем же ты связан?

На лбу Тауфика выступили капельки пота. Своим вопросом я явно поставил его в затруднительное положение. После длительной паузы он наконец пробормотал:

— Мало ли что болтают в деревне… Бей, конечно, связан с Каиром. А я… я только подчиняюсь бею.

— Ну, а бей с кем все-таки связан в Каире? С каким министерством? — повторил я еще более настойчиво свой вопрос.

Тауфик побледнел, закусил нижнюю губу. Капли пота на его лбу стали словно бы крупнее. Он отвел взгляд в сторону и снова ничего не ответил.

Я не унимался.

— Это что, допрос? — наконец взорвался он. — Я не обязан тебе отвечать. Если тебя это так интересует, спроси об этом у него самого. А мне известно только то, что он связан с Каиром. С кем именно, он не говорит. Может, это государственная тайна. Поинтересуйся сам, когда он вернется.

И Тауфик, обретя прежнюю уверенность, неторопливо зашагал к деревне с видом победителя, вступающего в поверженную им крепость.

Добравшись до развилки, я поставил чемоданчик на землю и нетерпеливо стал вглядываться вдаль, за поворот, откуда должен был появиться автобус. Хотя солнце давно взошло, воздух оставался еще влажным и прохладным. Легкий ветерок шевелил зеленые волны пшеницы. Но мне было не до любования природой. Я смотрел только на дорогу. И вдруг вместо шума мотора ожидаемого автобуса до моего слуха донеслись непонятные, как будто даже радостные женские голоса. Эти голоса становились все громче, приближались и словно бы разрывали ту гнетущую, тяжелую атмосферу, в которой жила все эти последние дни наша деревня. Может, поэтому они отозвались болью у меня в душе, вселив в нее новую смутную тревогу.

«Что бы еще могло случиться? Уж не сошел ли кто с ума?» — промелькнула у меня мысль.

Тем временем голоса становились все более явственными. Скоро я уже смог разобрать отдельные слова:

— Победа!.. Ура! Радуйся, Умм Салем!

Наконец из-за поворота показалась бегущая девушка, размахивая руками, она радостно кричала:

— Наша взяла! Радуйся, тетя Инсаф! Ура! Ура! Правда победила! Слава тете Инсаф! Есть на свете справедливость!

Присмотревшись, я узнал Тафиду. За ней с криками бежало еще несколько женщин.

— Правда победила! Правда победила! Есть на свете справедливость!

«Чему они радуются? — подумал я. — Может быть, выпустили наших? Тогда мне и ехать не надо…»

Когда Тафида поравнялась со мной, я спросил ее:

— Объясни мне, что у вас там случилось?

Но она даже не остановилась.

— Ура! Победа! Ура! Победа!

Уже от других женщин и феллахов, бежавших за ней, я узнал причину их радости. Работавшие поблизости в поле феллахи выбрались на дорогу и, взявшись за руки и пританцовывая, выкрикивали:


Рекомендуем почитать
Скиталец в сновидениях

Любовь, похожая на сон. Всем, кто не верит в реальность нашего мира, посвящается…


Писатель и рыба

По некоторым отзывам, текст обладает медитативным, «замедляющим» воздействием и может заменить йога-нидру. На работе читать с осторожностью!


Азарел

Карой Пап (1897–1945?), единственный венгерский писателей еврейского происхождения, который приобрел известность между двумя мировыми войнами, посвятил основную часть своего творчества проблемам еврейства. Роман «Азарел», самая большая удача писателя, — это трагическая история еврейского ребенка, рассказанная от его имени. Младенцем отданный фанатически религиозному деду, он затем возвращается во внешне благополучную семью отца, местного раввина, где терзается недостатком любви, внимания, нежности и оказывается на грани тяжелого душевного заболевания…


Чабанка

Вы служили в армии? А зря. Советский Союз, Одесский военный округ, стройбат. Стройбат в середине 80-х, когда студенты были смешаны с ранее судимыми в одной кастрюле, где кипели интриги и противоречия, где страшное оттенялось смешным, а тоска — удачей. Это не сборник баек и анекдотов. Описанное не выдумка, при всей невероятности многих событий в действительности всё так и было. Действие не ограничивается армейскими годами, книга полна зарисовок времени, когда молодость совпала с закатом эпохи. Содержит нецензурную брань.


Рассказы с того света

В «Рассказах с того света» (1995) американской писательницы Эстер М. Бронер сталкиваются взгляды разных поколений — дочери, современной интеллектуалки, и матери, бежавшей от погромов из России в Америку, которым трудно понять друг друга. После смерти матери дочь держит траур, ведет уже мысленные разговоры с матерью, и к концу траура ей со щемящим чувством невозвратной потери удается лучше понять мать и ее поколение.


Я грустью измеряю жизнь

Книгу вроде положено предварять аннотацией, в которой излагается суть содержимого книги, концепция автора. Но этим самым предварением навязывается некий угол восприятия, даются установки. Автор против этого. Если придёт желание и любопытство, откройте книгу, как лавку, в которой на рядах расставлен разный товар. Можете выбрать по вкусу или взять всё.