Феликс - [2]

Мы гордимся тем, что из наших рядов вышел такой выдающийся журналист, но мы и сожалеем, что он не остался в медицине, где несомненно достиг бы не менее замечательных успехов.

Это не была неправда. Литераторы и медики действительно родственные души, профессионально выворачивающие человеческое нутро

(в том числе свое). Феликс действительно обладал незаурядными способностями домашнего фармоколога и реаниматора. Он мог как никто приготовить наркотическое варево в самых неподходящих условиях: в туалете, подъезде, рабочем кабинете, на свалке, и попасть в любую вену с завязанными глазами, погнутой тупой иглой, даже если вены как таковой не было. Мог и откачать после этого.

– Снимай очки, ложись и ничего не бойся, – бывало, говорил он мне. – Я сотни человек откачал, и тебя откачаю.

Об этом знали слишком многие из сидевших за столом. Догадывался и выгнавший его с работы доктор. Но доктор имел в виду другое.

Пафос распространялся как пожар. /Вице-президент /"Комсомольца"

Головнина срывающимся голосом говорила о том, как опасна стала профессия журналиста. Человека могут искалечить просто за то, что он интеллигентен, что носит очки.

Вспомнили, как во время августовского путча Феликс прибежал в редакцию с наганом (этот старенький наган я потом видел в машине его брата, довольно известного бандита) и предлагал нам всем отправиться на баррикады. "Комсомолец" тогда чуть ли не первым в стране стал печатать воззвания президента, однако на баррикады никто не побежал.

У нас их просто не было.

Напрашивалось сравнение с убийством Влада Листьева, "за правду".

Правда Феликса, во всяком случае, должна была стоить гораздо меньше.

Он вместе с умирающим от туберкулеза братом, отцом и матерью жил (то есть, иногда ночевал) в двухкомнатной квартирке, а на работу приезжал на такой машине, от которой при каждом неосторожном прикосновении что-нибудь отрывалось: то ручка двери, то рычажок руля. У меня, как у каждого из здесь присутствующих, была своя версия убийства Феликса, но она не имела ничего общего ни с политикой, ни с финансами. Ни даже с бандитизмом, к которому Феликс был косвенно причастен через брата и его друзей.

А версий с каждой рюмкой становилось больше. Доктор выразил предположение, что отёк на затылке Феликса мог возникнуть только от одной причины: сильного удара милицейской палкой. Уж он-то видел подобные травмы не раз.

Можно ли было лучшим образом возбудить поддатую газетную братию?

Как они тут разгалделись! Как сразу все подозрения становились на свои места! Конечно же, его забили до смерти в ментовке, а потом выбросили голым на улицу, чтобы списать как неопознанный труп. Вот почему милиция так долго не предпринимает никаких действий, вот почему они даже не удосужились расспросить продавцов близлежащих палаток и окрестную шпану, вот почему они скрывают от нас информацию и собираются прикрыть дело!

– Братцы! – кипятилась Ольга Недоимщикова, страстная христианка с темпераментом цепной комсомолки. – Я предлагаю всем, сколько нас здесь есть, провести собственное расследование! Мы сами найдем убийц, кто они ни есть: менты – не менты – и свершим правосудие!

Давайте мы все здесь сейчас поклянемся памятью Феликса!

Кто-то поклялся. Становилось всё веселее. "А что, – подумал я, – такая и собственного отца разоблачит".

Сразу после путча Ольге удалось выследить и сдать органам вождя российских крайних большевиков, который прятался на сеновале в одной из окрестных деревень. Она ездила на задержание и с омерзением описывала в репортаже трусливого мерзавца в дорогой импортной куртке, облепленного сеном, которого за шкирку извлекли из сарая… бравые милиционеры.

Очень скоро этот тип был отпущен и вовсю митинговал на московских площадях. Я видел его по телевизору. Что и говорить: типчик неприятный, но сразу видно – не из трусливых.

И уже на посошок Ольге пришла в голову ещё одна счастливая мысль: учредить ежегодную журналистскую премию имени Феликса за самый честный и бескомпромиссный материал.

Сказано – сделано. Решили учредить. Тем более что Феликс последнее время бескомпромиссно писал заказные статейки под рубрикой

"Ну и дураки мы все!"

В определенном смысле смерть Феликса спасла мне жизнь. Я не успел как следует привыкнуть к наркотикам, не знал притонов, не умел сам варить зелье и колоться. Оставшиеся после Феликса соблазнители быстро перемерли, и я отвык. Но ещё не один год Феликс являлся ко мне во сне со шприцем. Я накачивал вену, он втыкал иглу, делал контроль и начинал вводить. Всё было по-настоящему, сердце заходилось от волнения. А в тот момент, когда должен был начаться приход, я просыпался. Этот сон знаком каждому, кто пробовал наркотики. Он равносилен эротическому сну, в котором совокупляешься с женщиной и просыпаешься вместо оргазма. Феликс рассказывал, что после таких снов он плакал. (Наяву не плакал никогда.)

Однажды, ещё до истечения сорока дней, Феликс привиделся мне столь явно, что я не мог признать это сном. Я до сих пор считаю, что общался с ним по-настоящему.

Феликс был в темно-синем двуборном костюме в черную полоску, точно таком же, как у меня. (Мне кажется, что у него было два одинаковых костюма, один из которых я купил. Либо наоборот, у меня оказалось почему-то два одинаковых костюма, и я по дешевке продал ему тот, что поменьше.)