Фельдмаршалы Победы. Кутузов и Барклай де Толли - [75]

Нередко «отцы-командиры», желая избавиться от неугодных им лиц, старались сплавить их в кадетские корпуса, не раздумывая над целями предстоящей там работы.

Достаточно красноречивую характеристику получили учителя в кадетском анекдоте, помещенном в журнале «Русская старина»: «Сидят два кадета и готовят урок по алгебре. Проходящий мимо дежурный офицер спрашивает: „Что вы делаете?“ — „Корень извлекаем“. Дежурный замечает: „Ну извлекайте, да только не едите“».

С другой стороны, многие из учителей (как и руководителей корпуса) были иностранцами, ориентировавшими деятельность этого учебного заведения на манер иноземных, без учета национальных особенностей России. Далеко не все учителя-иностранцы были достаточно подготовлены к преподаванию своего предмета, ибо до приезда в Россию многие из них не имели к этому никакого отношения. Особенно неблагоприятно сказывалось слабое знание многими из них русского языка.

Конечно, многие учителя-иноземцы вполне добросовестно относились к исполнению своих обязанностей. Однако, по признанию опять-таки самих же кадет, были среди них и такие, «у коих для получения оценки по математике, физике или географии достаточно было рассказать анекдот на беглом немецком или французском». Были среди них и любители «русской экзотики», на уроках которых бо́льшая часть времени уходила «на изумление русской действительностью» — слушание разных историй и выдумок, рассказываемых сообразительными кадетами.

Надо ли говорить, что без знания русского языка рассчитывать на успех обучения трудно. Вот почему многие из таких занятий, когда преподаватель-иностранец с пафосом произносил вместо «оценить обстановку» — «оженить обстановку», а вместо «перегрузочный пункт» — «перегузочный пункт», вызывали у кадет хохот.

Не лучшее впечатление произвели на Кутузова аббаты. Устав корпуса требовал от них «быть довольно заслуженными наук кадетского корпуса, касаемых особливо иностранных языков, дабы оные наивяще полезныя службы при кадетском корпусе оказать могли». Именно поэтому уставом корпуса предусматривались аббаты-иностранцы. В течение десяти суток дежурства им полагалось разговаривать с кадетами только на своем родном языке. Кадеты, таким образом, с детства должны были овладевать несколькими языками. К сожалению, требованиям искусства обучения языкам подготовка многих аббатов не отвечала.

Не могли не вызывать недоумения и принципы воспитания кадет. В период становления педагогической науки к ним применялись методы дисциплинарной практики, разработанной еще петровскими артикулами. Арсенал взысканий был огромен. Несмотря на отмену розог «как главной меры воспитания», в корпусе бытовали битье линейкой, жгутом (из носового платка), стояние на коленях, стояние у штрафного столба в столовой, стояние на одной ноге (с милостивого разрешения — со сменой ноги через определенное время). Воспитанников лишали обеда, сладкого блюда, увольнения в город, погон, мундира, ефрейторского или унтер-офицерского звания; практиковались записи на черную доску, внеочередное дневальство, арест и, наконец, отчисление из кадетского корпуса.

Гораздо скромнее выглядело количество поощрительных мер, ограничивавшихся благодарностями, похвальными листами, записями фамилий на красную доску да подарками. Надо сказать, что палочная дисциплина, в основу которой был положен тезис «Стыдно кадету дать менее ста розог», уставом Бецкого была отменена. Однако восполнить это «эффективное варварство» постоянной высокой требовательностью и кропотливой воспитательной работой Бецкому не удалось. Что же касается Ангальдта, то его безграничный либерализм только усугубил положение. Попытка же исполняющего обязанности директора корпуса Ридингера навести порядок принятием суровых мер привела к ожесточению взаимоотношений между воспитателями и воспитуемыми из-за формального подхода к делу первых. Небрежное отношение кадет к ученью, драки, грубость в обращении с прислугой и унтер-офицерами, курение, пьянство, азартные игры, самовольный уход в город, неподчинение приказам принимали угрожающий характер. Вот почему, вступая в должность директора корпуса, наиболее трудной и первостепенной задачей генерал Кутузов считал «восстановление среди избалованных молодых людей дисциплины, сообразной с воинскими правилами».

Новый директор уточнил функциональные обязанности должностных лиц и потребовал неукоснительного выполнения их, показывая при этом личный пример. Михаил Илларионович регулярно посещал утренние подъемы и «вечернюю зорю» корпуса, постоянно присутствовал на разводах и экзерцициях, бывал часто в рекреациях, столовой и кадетских камерах, проводил строевые смотры, к тому же сам проводил занятия и присутствовал на занятиях у других учителей.

При этом, как свидетельствуют очевидцы, первые шаги нового директора отличались строгостью, сдержанностью и постоянной высокой требовательностью, что произвело на воспитанников, начальствующий состав и обслуживающий персонал корпуса явно неблагоприятное впечатление. И это вполне понятно. Будучи человеком обязательным, собранным, дисциплинированным, Кутузов и от подчиненных требовал того же. Прежде всего новому руководителю следовало восстановить естественную грань между начальником и подчиненными, стертую либерализмом Ангальдта. Поэтому появление Кутузова среди воспитанников носило официальный характер. Так, кадет тех времен И. С. Жиркевич писал в своих воспоминаниях, что он «не может представить себе генерала Кутузова иначе как в голубом плаще, форменной шляпе и при звездах».