Фельдмаршал Паулюс: от Гитлера к Сталину - [21]

До учреждения Союза было обещано с русской стороны, что руководящим лицам Союза будет предоставлена полная свобода действий и все средства к тому, чтобы ориентироваться в обстановке. Далее было обещано, что Союз будет действовать самостоятельно для достижения своих целей. Было признано лишь известное ограничение, поскольку это потребуется внешнеполитической обстановкой и взаимоотношениями России с ее союзниками. При своем учреждении Союз подчинился политическому руководству Национального комитета, и путем вступления генералов и офицеров в Национальный комитет члены Союза приступили к совместной работе.

Но ни одному из членов Комитета офицерского союза и ни одному из его представителей в Национальном комитете не известно, с какими официальными инстанциями сотрудничают руководители Национального комитета. Отсюда создается положение, что генералы и офицеры, участвующие в работе Национального комитета (составление воззваний, листовок и т.д.) не в состоянии со всей ответственностью изучать те предпосылки, которые лежат в основе этой работы. Таким образом, создается впечатление, что офицерский союз самостоятельно не действует, а только используется.

Необходимо, чтобы президент офицерского союза и представители союза в Национальном комитете были признаны русскими инстанциями равноправными партнерами. Нам представляется недопустимым, что в Национальном комитете, который, по своим заявлениям, объединяет немцев всех политических направлений, односторонне действует в настоящих условиях только коммунистическая партия. Если же это так, то предпосылка для основания «Союза офицеров» и для его совместной работы с Национальным комитетом оказывается основанной на заблуждении.

Генералы и офицеры, не имеющие полной уверенности, что это не является злоупотреблением их честными намерениями, работать не смогут. В противном случае вывод из этого будет личным делом каждого».

Испытывая достаточно сильное давление как со стороны администрации лагеря, так и непосредственно от своих товарищей, вставших под знамена борьбы против режима Гитлера, в начале октября того же года Паулюс написал письмо, в котором, в частности, говорилось: «Заявление, сделанное немецкими генералами в лагере военнопленных № 48 от 1 сентября 1943 г., дает мне повод констатировать следующее: подпись каждого отдельного генерала базируется на собственном мнении и дана добровольно.

В этой подписи не кроется какого-либо обязательства особого порядка по отношению к моей личности. В случае же, если кто-либо из участников видел бы в своей подписи какое-либо обязательство по отношению ко мне лично, то настоящим его освобождаю от этого мнимого обязательства. Генерал-фельдмаршал Паулюс. 6 октября 1943 года».

Не выдержав напряжения, стремясь донести правду о своем местонахождении и сообщить о своей верности Гитлеру, «движение сопротивления» решается на беспрецедентный, безрассудный по своей сути шаг — в октябре 1943 года они начинают готовить побег одного из «верных» офицеров в Германию. Одним из лиц, которому доверена эта тщательно оберегаемая тайна, являлся фельдмаршал Паулюс. Трудно представить себе побег из особорежимного объекта НКВД, но зато легко себе представить степень заблуждений Паулюса, Шмидта и Ко.

Увы, но ни один человек из группы заслуженных генералов вермахта не ялялся близким другом Гитлера, и случай с дуче Муссолини1 вряд ли повторился бы в Суздале — этому не помогли бы даже отъявленные головорезы под командованием Отто Скорцени2. Побег закончился ничем — его просто не было. Одновременно были приняты соответствующие меры, в том числе объявлен приказ начальника лагеря о проведении поверок среди военнопленных дважды в сутки, а также о ряде других мероприятий, включая личные обыски.

Необходимо сказать, что ужесточение мер содержания военнопленных подействовало на многих из них отрезвляюще. Трещина в нацистском монолите, положенная усилиями четырех генералов, старших и младших офицеров, постоянно расширялась. Нередко члены «Союза немецких офицеров» пытались «образумить» фельдмаршала; одно из таких посланий приведу.

«Лагерь военнопленных 84/1

10 февраля 1944 г.

Многоуважаемый господин генерал-фельдмаршал!

9 июля 1943 г. я Вам, господин генерал-фельдмаршал написал письмо, в котором я Вас просил примкнуть к нашему антифашистскому движению, выступить перед московским микрофоном и рассказать нашему народу правду о Сталинграде. За этот промежуток времени мы пережили большие события и находимся накануне еще больших событий. Так как я до сих пор еще не получил ответа на мое письмо, и также не встретил Вашего имени, господин генерал-фельдмаршал, ни среди борцов за отечественные цели Национального комитета, ни среди членов «Союза немецких офицеров», я, как бывший вам лично знакомый адъютант корпусного врача Вашего штаба корпуса 16-го арт. корпуса, решил к Вам обратиться сегодня, спустя год после катастрофы Сталинграда, с этими строчками.

Эта гибельная, несправедливая, захватническая война, которая ведется ради личных интересов, болезненного (католического) честолюбия и потребности выделяться человека, который еще сегодня может называть себя вождем нашего народа, ради интересов стоящих за его спиной империалистов, разрушила старые понятия об офицерской чести, долге и чувстве ответственности и родила новые, лучшие понятия их. Перед нами вырос новый офицер, народный немецкий офицер, человек, пользующийся уважением, почтением и верностью добровольно ему подчиняющихся солдат, новый тип офицера, который не видит больше в своих подчиненных лишенное собственной воли орудие его часто взвинченных и надменных личных интересов, а видит в нем человека с чувствующим сердцем. Отпали от нас тупое повиновение, прусская палочная дисциплина и взгляды реакционного пруссачества, которые особенно широко распространялись в армии с 1933 г., когда фельдмаршал Гинденбург протянул руку Гитлеру у гроба Фридриха II в Потсдаме1.