Фельдегеря генералиссимуса - [93]

Князь листок тот развернул, прочел сначала про себя, а потом — вслух.

Ваша светлость!

С того света на этот ехать — не котомки шить!

Соблаговолите меня принять. Я вас научу этому.

Генерал Воров

Как он это прочел, так у меня в груди сердце похолодело, но виду я не подал.

— Узнаешь руку? — протянул мне листок старый князь.

— Нет, — ответил я ему.

— А я узнаю! — закричал он. — Где, говоришь, этот генерал, — обернулся к дежурному офицеру, — возле шлагбаума? Пропустить — и к нам сюда в столовую залу привести.

Офицер вышел из столовой залы исполнять распоряжение князя, а я, нет, не сразу — сразу говорить не осмелился.

— Ваша светлость, — заговорил я наконец тихо и осторожно, — а стоило ли этого генерала к нам сюда пускать? По записке его видно, что с большими амбициями генерал. Вот и ехал бы он своей дорогой. Как бы чего у вас с ним не вышло. Не спустите же вы ему, ваша светлость, эту его записку дерзновенную! Не лучше ли прогнать его сразу. Еще не поздно. Заворотить его от нашего шлагбаума — и вся недолга.

— А что ты так об этом генерале печешься, Павел Петрович? Знакомый он твой, что ли?

Я лишь пожал плечами. Врать старому князю не захотел, а говорить правду не имел права. Правда не простая была, а государственная, а они, такие правды, под грифом «совершенной секретности» находятся. Вот почему ничего не стал ему говорить.

— Ну и молчи! Сам с ним разберусь, — гневно посмотрел на меня князь Ростов Николай Андреевич. — Я-то его преотлично знаю.

Все недоуменно посмотрели на нас, даже восковые персоны: из-за чего это мы с князем Ростовым вдруг ссориться стали? Неужели из-за этого генерала Ворова?

Да кто он таков, чтобы из-за него нам ссориться?!

Вот какое недоумение повисло в воздухе над обеденным столом!

Только слышно было, как челюсти у Бенкендорфа хрустают. Сей секретарь сделал вид, что никакого дела ему нет… ни до нашей ссоры, ни до генерала Ворова!

И я посмотрел Христофору Карловичу прямо в глаза. И глаза его в тарелку с супом юркнули. Потом из супа вынырнули, масляными стали — и за стеклами его очков притаились. Я брезгливо отвел от них свой взгляд.

— Так ты не передумал, князь Андрей, — возобновил свой разговор с сыном князь Николай Андреевич, — в гусары идти?

— Нет, батюшка, не передумал! — твердо ответил юный князь.

— Что ж, — выкрикнул гневно старый князь, — пеняй на себя! Гусар ради тебя заводить не буду. Без надобности они нам. Черкесы есть. Я правильно говорю, Петр Владимирович? — спросил он полковника Синякова. — Без надобности они нам? А?

— Верно, ваша светлость! — ответил полковник Синяков. — Не нужны они нам. Толку никакого — одно распутство. Вот корнет Ноздрев! Помните, наверное. Через него наш прежний управляющий…

— Помним, Петр Владимирович, — перебил его старый князь и обратился к сыну: — Соблаговолите встать!

Юный князь встал и пошел вон из столовой залы.

— Вернитесь, — сказал ему в спину князь Николай Андреевич. — Я вас не отпускал.

Князь Андрей остановился — и вдруг предерзко отцу своему заявил:

— Я в вашей воле, батюшка, но даже если бы вы завели специально для меня своих гусар, я бы отказался! Вырос — и в настоящих гусарах, а не в игрушечных служить хочу!

Сей выпад юного князя, разумеется, возмутил всех. Особенно полковника Синякова.

— В игрушечных? — воскликнул полковник. — Да как вы смеете, молодой человек, так говорить! Мы… — оборвал он все пуговицы на вороте своего мундира, чтоб не задохнуться. — Вы… меня, боевого офицера… игрушечным!.. Ваша светлость, позвольте мне уйти.

— Простите, Петр Владимирович, — опомнился юный князь. — Я не вас имел в виду! Ради Бога, простите, — подбежал он к полковнику. — Но я, как и вы, хочу еще послужить Отечеству. А потом, согласен, в полк ваш записаться! Но, вы сами понимаете, мне хочется в настоящих сражениях принять участие. Пороха, как вы говорили, понюхать! — И слезы брызнули из его глаз.

— Ну-ну, — расчувствовался и полковник Синяков. — Еще понюхаете пороха. Надышитесь! — добавил с воодушевлением. — Я на вас не в обиде. Ваша светлость, а может… отпустить его в гусары?

— Нет, — твердо ответил старый князь. — К таким генералам… как генерал Воров… его не отпущу. Они с того света на этот едут, а вместо себя на тот свет вот таких, как мой сын, посылают. Василий! — вдруг подозвал он к себе одного из своих официантов. — Распорядись, голубчик, Орлова Гришку убрать и стул на его место для князя поставить. А твое место, — обратился он к своему сыну, — генерал Воров займет!

Боже мой! Вы не представляете, как сердце в моей груди заколотилось от этих слов князя Ростова. Но я промолчал. Вынужден был промолчать.

— Несправедливо это! — вдруг услышали мы все голос княгини Веры.

— Что несправедливо, душа моя? — спросил ее старый князь.

— Сам знаешь — что!

— Да, конечно, — ответил князь Николай Андреевич. — Василий, обоих Орловых убрать! Душегубов этих.

— Вот как он ее слова истолковал! — воскликнул Павел Петрович. — В роман это не вставляйте. — И он продолжил свой комментарий: — Конечно, княгиня Вера совсем иное имела ввиду. Несправедливо было… Александра Васильевича на иудин стул усадить! Но князь ее уже не слушал. Его, что называется, понесло. Орловых убрали. Стул князю Андрею поставили. Христофор Карлович тут же заметил князю, что некомплект вышел. Князь согласился с нашим математиком остзейским. Еще одну восковую персону выкатили. Царя Петра Алексеевича! «Ну, — подумал я, — представление старый князь затеял нешуточное, раз приказал Петра Великого из чулана вытащить!» И все застыли в ожидании. Кроме меня, разумеется. Я лихорадочно стал прикидывать, как из-под удара Александра Васильевича вывести? Скажу откровенно, ничего не придумал. «Ладно, — махнул, как говорится, на все это рукой, — как-нибудь сообразим. Да и Александр Васильевич не лыком шит! Должный отпор мы с ним князю Ростову дадим с Божьей помощью!» А все же в голове моей сверлило, что он еще, драматург наш, удумает, выкинет? Мы об этом с государем и Александром Васильевичем еще тогда гадали!