Фельдегеря генералиссимуса - [68]

— Да кто сказал? Управляющий?

— Нет, Бутурлин! — гневно ответил он. — Что он ей сказал? — И выбежал из комнаты.

Глава девятнадцатая

Да, господа читатели, Бутурлин сказал такое Параше, такое, что!..

Выйдя после обеда из-за стола, он остановил Парашу, идущую с сияющими глазами навстречу князю Андрею, и нарочито твердо выговаривая каждое слово, как обычно это делают пьяные, произнес:

— Мадмуазель, вы обворожительны даже потеряв свою невинность. С кем вы ее потеряли? Скажите!

От этих слов Параша растерялась, взгляд ее померк — и она опрометью бросилась из столовой залы.

Князь Андрей догнал ее уже на улице.

Раздетая, в белой своей легкой тунике (в тот год вошло в моду античное, греческое), она безутешно рыдала возле мраморной колонны.

— Ах, оставьте меня, оставьте! — крикнула она ему сквозь слезы.

— Вы простудитесь, Прасковья Ивановна, — сказал ей князь Андрей. — Пойдемте в дом.

— И хорошо, что простужусь. И хорошо, что умру! — выкрикнула она и перестала плакать, посмотрела на него и сказала: — Уйдите, пожалуйста. Уйдите, прошу вас. Неужели вы не видите, что между нами все кончено?

— Почему?

— Почему? — гневно воскликнула Мария, оказавшаяся вдруг рядом с Парашей. — Спросите своего жеребца Бутурлина… почему между вами все кончено! — И обняла за плечи Парашу. Та опять зарыдала.

На улицу вышел граф Ипполит.

Увидев Парашу, он подошел к ней и, как истинный джентльмен, набросил ей на плечи свою иссиня-черную шинель.

— Поезжайте скорей домой, — сказал он Марии.

— А как же ты?

— Я задержусь. Я должен объясниться с нашим дядей, — добавил он торжественно. — Поезжайте! — и прошептал ей на ухо: — Этот конногвардеец все сделал за нас. — И сдержанно улыбнулся: — Весьма учтиво с его стороны. — И раскатисто захохотал, и так громко, что стоявшие в трехстах метрах лошади заржали испуганно — и вздыбились! И драгун Марков еле удержал их на месте.

Всю дорогу Параша, забившись в угол кибитки, молчала. Лишь изредка плечи ее сотрясали рыдания. Но вскоре они прекратились, и только ее глаза были полны слез. Но и они вскоре высохли.

Вот эти глаза, уже сухие, без слез, увидел ротмистр Марков, когда он помог ей выйти из кибитки, — и содрогнулся!

Это уже были не те прежние, девичьи, глаза — наивные и восторженные (даже в горе своем еще верившие во что-то, пусть даже в несбыточное), а бездонные и равнодушные глаза женщины, решившей для себя твердо и непреклонно, что!..

— Прасковья Ивановна, — тихо, чтобы его не услышала Мария, заговорил драгун, — подождите меня здесь. У меня к вам есть один разговор.

Параша остановилась возле тройки, а он подошел к Марии и сказал ей: — Я не знаю, конечно, что там произошло, и знать не хочу. Но оставлять это не в моих правилах. Я возвращаюсь в княжеское имение — и потребую от них объяснений. Прасковью Ивановну я беру с собой! — добавил он решительно.

— Но! — возразила было Мария; но драгунский ротмистр Марков, этот пьяница и картежник (о прочих его «достоинствах» умолчим) подхватил на руки Парашу, отнес ее в кибитку — и, натянув вожжи, крикнул:

— Графиня, не поминайте лихом. Может быть, еще когда-нибудь встретимся. Тогда я вам все объясню!

Они встретятся непременно! И очень скоро. Мария передаст драгуну письмо к своей подруге Катишь Безносовой.

Да, то самое письмо, которое я столько раз цитировал.

Глава двадцатая

— Поверьте, Прасковья Ивановна, я вас отлично понимаю, — сказал драгун, когда они отъехали с версту от дома Балконских. — Сам был на грани этого. Но понял, грех это большой! Грех. А вам еще жить да жить. И матушка ваша… — Он замолчал. — А у них вам никак нельзя оставаться. Ваша подруга Мария…

— Пожалуйста, — заговорила вдруг Параша, — не говорите мне ничего о ней!

— Хорошо, не буду, — ответил Марков. — Понимаю. А с князем Андреем…

— И о князе не надо! — взмолилась Параша. — И в имение к ним не надо ехать! Увезите меня… увезите! — и она зарыдала.

— Куда вас отвезти, скажите? Я вас отвезу хоть на край света, — сочувственно заговорил драгун. — Но сперва мы заедем к капитану Миронову. Не возражаете?

— К капитану Миронову? — удивилась Параша. — Зачем? — Капитана Миронова был женат на двоюродной сестре ее матери. И она сказала: — К ним тоже не надо.

— Я только переговорю с ним, а вы можете даже не выходить из кибитки. — Капитана Миронова драгун Марков отлично знал. Прошлым летом, когда приезжал за воздушными шарами, он в его доме остановился.

В Арсенальный городок они приехали глубокой ночью.

Попасть туда было непросто. Хотя он не был окопан рвом, как княжеский дворец, но вокруг него рыскали черкесские разъезды. Но не зря же драгун когда-то служил в армейской разведке самого Александра Васильевича Суворова. Лихо он мимо всех этих разъездов проскочил!

Подъехали к самому крыльцу дома капитана.

Все в доме спали, и драгуну пришлось долго стучать в дверь.

— Кого там черти носят? — услышал он наконец голос Матрены за дверью — и громко, чтобы и Параша услышала, он ответил:

— Матрена, это я. Открывай!

— Ах, батюшки! — радостно засуетилась Матрена и загремела запорами. — Вот радость, так радость. Заждались. — И она вышла на крыльцо. — Сокол наш, благодетель!