Фельдегеря генералиссимуса - [58]

Ровно в три часа дня все собрались в столовой зале.

Давайте перечислим всех участников обеда.

Старый князь, князь Андрей, Жаннет, Бутурлин, Параша, Мария, граф Ипполит, Христофор Карлович, управляющий и наши американцы.

Это сколько человек будет?

Одиннадцать человек. А должно быть — четырнадцать, поэтому недостающих — три восковые фигуры дополнят.

Нет, не дополнят.

Во-первых, старый князь еще одного — живого человека приведет.

Во-вторых, четырнадцатый стул для княгини Веры предназначен.

Она часто обеды своим присутствием удостаивала. Можете быть, и сейчас удостоит.

Так что к обеденному столу две восковые фигуры выкатили.

Суворова — и Наполеона!

В первый раз этого французского императора этой чести удостоили — на обеде у князя Ростова куклой восковой присутствовать, а не колокольчиком из отдушины «заливисто орать»!

«Позвольте, — слышу я голос внимательного читателя. — Где четырнадцать, когда пятнадцать?»

Правильно, пятнадцать.

Для восковой фигуры Наполеона он сделал исключение. Впервые на княжеском обеде присутствуют не четырнадцать, а пятнадцать человек. Случай уж больно особенный, потому и сделано такое исключение.

Сразу обращу ваше внимание на эту восковую фигуру. В правой руке у Наполеона веером игральные карты, а в левой руке козырная бубновая шестерка. Осанисто бьет он этой бубновой шестеркой пикового туза Александра Васильевича Суворова.

И каково было удивление всех, кроме, разумеется, старого князя, Жаннет, Параши и Марии (эти две барышни были, как говорится, не в курсе дела), когда распахнулась дверь — и вместе со старым князям вошел в столовую залу полковник Синяков — живой и невредимый!

Не люблю, когда герои моего романа погибают. Кто-то из критиков литературных даже сказал, что погибают они из-за авторского неумения и бессилия. Ко мне это, правда, не относится. Я же не выдуманную историю пишу, а подлинную!

Больше всех был удивлен, заметьте, граф Ипполит Балконский.

Но, скажу вам откровенно, что я тоже удивлен появлению полковника; но еще более удивлен я, удивлен неимоверно, кого старый князь на иудин стул усадил!

Александра Васильевича Суворова — генералиссимуса нашего непобедимого!

Не ожидал я этого от старого князя.

Потому усадил на иудин стул генералиссимуса старый князь, что приписку тайную в его письме прочел.

Не ожидала — и Жаннет!

Самое время пришло рассказать, о чем старый князь с Жаннет говорили — или нет?

Давайте отложим.

Согласны? Нет?

И все же давайте отложим!

Все остальные к этому равнодушно отнеслись.

Американцы наши особенно равнодушно.

С ними, правда, понятно. Они американцев изображают — и в нашей великой Истории ничего не смыслят. Но все остальные прекрасно осведомлены. Почему же такое равнодушие?

Впрочем, подождем. Ведь это всего лишь прелюдия к тому скандалу, который старый князь преднамеренно на этом обеде учинит. И скандал этот будет симфоническим, грандиозным! Все в нем примут участие, всех он коснется.

И все, разумеется, в преддверии этого скандала притихли. И тишина наступила полная.

Не восковая — а пронзительная.

Будто сердце остановилось, будто душа крылья расправила — и сейчас ангелы запоют. Будто еще что-то такое случится, о чем мы до сих пор не знали и не ведали.

— Не справедливо это! — вдруг раздался в тишине этой звенящей голос княгини Веры.

В кресло свое она тихо села, но прежде Параше что-то на ухо шепнула.

Параша следом за ней пошла и рядом с ней села. Весь обед они о чем-то проговорили.

Если вы думаете, что это моя фантазия — или, в лучшем случае, литературный прием — метафора, аллегория какая, то вы ошибается. Все так и было на самом деле.

Разумеется, не все княгиню Веру на этом обеде видели.

Только посвященные.

Не все ведь в Бога верят — и не все, кто верит в него, зримо видят Его Божественные проявления в нашей земной жизни. Только посвященные. Вот и княгиню Веру видели только посвященные.

Посвященные во что?

Посвященные в тайны великие человеческих душ и сердец! Да простит меня читатель за столь высокопарный слог.

А кто видел — кто нет, пока говорить не буду. Сами поймете, когда главу эту прочитаете.

— Ты, душа моя, вечно меня путаешь, — весело сказал старый князь и сел напротив своей юной жены.

Сел не там, где он обычно сидел, а сел рядом с Наполеоном, который в подкидного дурачка с Александром Васильевичем Суворовым играл.

– Это тебя, Сашка, — пробурчал он Суворову, — за чернильницу пересохшую!

— Полно вам, Николай Андреевич, на Александра Васильевича обижаться, — урезонила его княгиня Вера. — Посадил на иудино место — и посадил. Ты своих гостей к столу приглашай, усаживай.

— Сами пускай, как им угодно, рассаживаются — или ты сама их рассади, — ответил ей старый князь. — Ведь в твой лабиринт ты, душа моя, их заведешь — и выведешь. — И он весело посмотрел на Жаннет; потом посмотрел на графа Ипполита, но посмотрел на него сурово и насмешливо.

— Доктора не позвать? — шепнул управляющий на ухо Христофору Карловичу. — Старый князь умом тронулся. С пустотой разговаривать начал.

— Доктор вам, любезный, скоро потребуется, а не князю Николаю Андреевичу, — наставительно проговорил Христофор Карлович — и сел рядом со старым князем.