Феи Гант-Дорвенского леса - [24]

Её злило собственное непостоянство: Тилли казалось, что она думает как предатель, как очень плохой человек, когда злится на Кейтилин и потом сразу же ей восхищается. Это напоминало ей о девчонках с фабрики, занимавшихся теплой и сытной работой в мастерской, которые только и делали, что подмазывались друг к другу, а затем говорили гадости про новых подруг. Такой Тилли становиться не хотела… и потому её беспокоили непонятные чувства по отношению к Кейтилин.

«Надо так, — продолжала думать она, ломая сухие ветки на деревьях. — Либо она мне нравится, и тогда я буду её защищать, либо она мне не нравится, и тогда я отдам её Паучьему Королю. Всё просто».

Твердо решив, что настала пора определиться наконец с собственными взглядами, Тилли немного успокоилась и начала с большим энтузиазмом собирать хворост. Четкое понимание ситуации успокаивало её и придавало сил; в отличие от многих других девочек (с которыми Тилли, на самом деле, не была знакома, ведь всю жизнь она работала наравне с мальчишками), Тилли ненавидела ситуации, в которых она не понимала, что чувствует. Они всегда заставляли её нервничать и чувствовать себя плохим человеком. Такое случалось редко, ведь люди сторонились её семьи, но когда такое происходило, Тилли грызла кулаки и сильно била себя по лицу, чтобы привести в чувство. С феями куда проще: они опасные и могут убить, поэтому всего лишь нужно соблюдать некоторые правила, и тогда всё будет в порядке.

С людьми же гораздо, гораздо сложнее.

С этими мыслями Тилли вернулась обратно. Кейтилин сидела на камне, достав из корзинки картошку и хлеб. При виде Тилли она радостно заулыбалась и помахала ей рукой.

— Ну что ты так долго! — воскликнула она. — Я уже бояться начала, вдруг с тобой что случилось!

— Да что случится-то со мной, — проворчала Тилли, ощущая где-то в животе раздражающую неопределенность: её растрогало, что Кейтилин волновалась за неё, но этот голос мамочки-наседки! — У тебя лопатка есть?

— Нет, — смущенно ответила Кейтилин. — А зачем?

— Ладно, будем так место для костра копать, — устало вздохнула Тилли: она совсем забыла, что Кейтилин и понятия не имеет, как жить в лесу.

Она скинула хворост рядом с Кейтилин и принялась очищать место для кострища. Руки и плечи нещадно болели, однако Тилли понимала, что если она этого не сделает, то Кейтилин и подавно. Хотя в её душе и нарастало раздражение к белокурой спутнице, после нескольких минут физической работы она почувствовала себя куда легче.

— Вот, — сказала она, вытирая грязные руки об юбку. — Теперь хворост давай.

Кейтилин протянула ей связку, с восхищением глядя на место для костра. Всё это время она молчала, внимательно наблюдая за работой Тилли. Это немного умерило раздражение девочки, однако её по-прежнему бесило то, что работала она одна.

— Я пока костёр разведу, — сердито проговорила она, забирая ветки из рук Кейтилин. — А ты картошку чисть. Умеешь?

— Умею! — радостно воскликнула Кейтилин и тут же полезла в корзинку за топориком. Тилли немного удивилась этому, ведь в её представлении Кейтилин не умела ничего, однако тут же успокоила себя тем, что скорее всего эта манерная барышня сейчас срежет себе полпальца. И вообще сказала об этом только для того, чтобы бесполезной не казаться.

«Но это не так уж и плохо», — промелькнула дурная мысль в голове девочки, и Тилли затрясла головой: нечего, нечего думать хорошо, если уж решила думать о ней плохо!

Она аккуратно сложила хворост в центр кострища и подожгла его; пламя начало свой весёлый оранжевый танец, с аппетитным треском поедая ветви деревьев. Звук, запах и вид пламени успокаивал Тилли; из-за своего дара она ужасно боялась темноты, а костёр очень часто отпугивал тех, кто сидит в тенях. К тому же возле костра можно погреться (а в доме Тилли не так уж часто было тепло), пища, приготовленная на огне, куда вкуснее обычной, а треск пламени приятно убаюкивал и навевал мечты о другой, счастливой и радостной жизни…

Полюбовавшись на костёр, Тилли посмотрела на Кейтилин; к её удивлению, девочка ничуть не обрезалась, и возле неё лежали аккуратные и чистые белые тельца очищенных картошек.

«Во даёт! — с легким восторгом подумала Тилли. — Даже с топором справилась!».

— Вот, я всё, — сказала Кейтилин, откладывая последнюю очищенную картошку. — Ой, как хорошо! Тепло так сразу стало!

— Ага, — ответила Тилли. — Ты не обрезалась?

— Неа, — покачала головой Кейтилин. — С топором неудобно, конечно, но ножа-то нет.

— Ладно, — Тилли села рядом с ней. — Смотри, ты берешь картошку или хлеб.

Она схватила кусок хлеба и едва удержалась, чтобы не откусить от него хотя бы маленький кусочек.

— Насаживаешь на палку.

Тилли взяла лежащую рядом ветвь, более толстую и грубо очищенную от мелких сучков.

— И просто держишь над костром. Попробуй.

Кейтилин неуверенно взяла у Тилли палку с хлебом (едва не соприкоснувшись пальцами) и неловко держала её сбоку от костра.

— Так?

— Да чего ты так далеко-то держишь! Ближе давай, ближе!

— А не сгорит? — с опаской спросила Кейтилин, настороженно глядя на теплое оранжевое пламя.

— Да с чего ему сгорать-то. Если в костёр сама не войдешь, тогда и не сгорит, — пожала плечами Тилли: её веселил страх Кейтилин перед костром.