Фехтовальщица - [97]

– А, это вы… или не вы?

– Я, сударь.

– Ваши перевоплощения настораживают, сударыня.

– Ваши тоже, сударь.

Этим приветствия ограничились, и как только все собрались в доме, герцог потребовал показать дневник. Женька достала тетрадь из-за пазухи, положила на стол и раскрыла на первой попавшейся странице.

– Только не трогайте дневник руками, сударь. Я буду сама листать страницы.

Герцог кивнул, посмотрел несколько страниц, признал почерк подлинным и сделал знак своему слуге. Тот открыл баул и выложил на стол двадцать мешочков с монетами.

– Здесь пятьдесят пистолей в каждом, – сказал герцог. – Будете пересчитывать?

– Будем.

Фехтовальщица кивнула Теофилю. Тот сел за стол и в напряженной тишине пересчитал все монеты, поочередно высыпая их из мешочков. Убедившись, что все верно, девушка отдала дневник герцогу. Тот глянул на Бертрана, кивнул и направился к выходу.

Женька улыбнулась и посмотрела на де Ларме, но торжествовать, как оказалось, было еще рано. Бертран, выходивший последним, вдруг обернулся и резко выбросил руку в сторону девушки. В какую-то долю секунды она сообразила и отклонилась. Метнувшийся кинжал прорезал в полете рукав ее камзола и пришпилил его к лестничной балке. Тут же сверху раздался выстрел де Камю. Пуля расщепила дверной косяк. Де Барту взмахнул шпагой, но де Ларме удержал его.

– Тише, Шарль, тише! Дело сделано! Тише!

Бертран и герцог беспрепятственно скрылись. На шум со слугой и кочергой прибежала взволнованная хозяйка.

– Грабят! Грабят! – вопила потревоженная женщина, но де Ларме остановил ее у дверей.

– Что вы, что вы, госпожа Фурье! У моего друга просто сорвало крюк в пистолете! Идите к себе! Мы уже все поправили!

– А что там за нож!

– А это я упражнялся в меткости! Рука сорвалась. Вот, чуть не убил этого прекрасного юношу.

– Что? Как?

– Идите-идите! Завтра я заплачу вам сразу за две недели.

– А за стену? Вы так и не заплатили мне за стену, сударь!

– Я заплачу и за стену! Де Барту, да помогите же мне!

Хозяйку кое-как выдворили из комнаты. Спустившийся сверху де Камю вынул нож из стены.

– Разбойничий, – сказал он, рассматривая кинжал. – Где наш принц нашел этого Бертрана?

Фехтовальщица поковыряла пальцем дыру в рукаве и поморщилась.

– Вам, однако, чертовски повезло, сударыня! – продолжал мушкетер. – Это очень умно, что вы поставили меня на лестнице!

– Ничего не умно! Я должна была догадаться!

Девушка досадовала, что позволила себе расслабиться и не предусмотрела коварный демарш Бертрана.

– Не всегда дано догадаться, – сказал де Ларме.

– Почему вы не дали мне зарубить этого прохвоста, Люис? – возмущался, в свою очередь, де Барту.

– А что б мы делали сейчас с трупом охранника знатного бастарда?[41] Его светлости осталось бы только выйти за ворота, кликнуть стражников и обвинить нас в убийстве! Вам мало наших прошлых «шалостей», Шарль? Успокойтесь. В целом, воскресный день мы провели неплохо. Теофиль, достань-ка из ларя вино! Мы заслужили.

Сделка была завершена, и каждый из участников получил свою долю доставшейся им суммы. В честь успеха распили бутылку дорого вина, закусили колбасой и, весело обсуждая дыру в рукаве фехтовальщицы, разъехались.

Вернувшись к Жильберте, фехтовальщица положила деньги в ларь, ключ под матрац и легла спать с упоительным чувством школьницы, основательно подготовившейся к будущему экзамену.

Тринадцатая

– Господин де Жано, уже пробили к заутрене, – услышала Женька сквозь поволоку путаных снов и поежилась.

Ночью шел дождь, и в комнате было свежо. Девушка встала, прибрала себя и уже через полчаса была готова к выезду. Жильберта подала ей к завтраку лепешку и кружку молока, купленного у городской молочницы. Горячая пища появлялась в доме не часто. Дрова стоили дорого, а ходить готовить похлебку в остывающей печи булочника, как это делали другие, было далековато.

Мишле, медлительный, но исполнительный юноша четырнадцати лет, подал оседланную и взнузданную лошадь.

– Сегодня я куплю тебе мула, Мишле, и тогда будешь ездить со мной, – пообещала Женька, – а пока будь дома и никого не пускай в мою комнату.

Фехтовальщица вскочила на Саломею и выехала на сырые улицы. Она уже могла сидеть в седле свободно, не ощущая никакого дискомфорта и не думая о том, что оставила позади.

Как и все новенькие, девушка волновалась. Она хорошо понимала, что сейчас окажется не в приемной Булонже, а на фехтовальной площадке, где ее встретят не придворные, привыкшие оформлять свою антипатию изысканной фразой, а фехтовальщики, которые вряд ли будут стесняться в выражениях и раскланиваться.

За воротами слуга принял лошадь и отвел ее к коновязи. Девушка прошла на фехтовальную площадку, и несколько человек молодых парней в дворянской одежде тотчас посмотрели в ее сторону. И, то ли от этих взглядов, то ли от утренней прохлады, то ли от молока, выпитого накануне, ей вдруг остро захотелось по нужде. Она подошла к первому, на которого упал ее растерянный взгляд, и спросила, где это можно сделать.

– Где? – удивленно посмотрел на новенького крупный дворянин с мягким, будто детским, лицом. – Да где угодно! Встаньте вон там у дерева. Де Санд разрешает.