Фехтовальщица - [206]

– Вот дьявольщина! – воскликнул Домбре. – Наши святые отцы его сожгут!.. И меня еще с ним в придачу! Вы довольны, сударыня?

– Да. Полет получился.

Внимание снова вернулось фехтовальщице, которая все еще не могла оторвать глаз от неба, в котором исчез дерзкий изобретатель. Девушку подвели к воротам, посадили в похожую на клетку повозку смертников и под охраной Эжена Годье повезли на Гревскую площадь. В пути ее сопровождали не только солдаты из Бастилии, но и рота гвардейцев, которую прислал король. Людовик, очевидно, побаивался беспорядков.

Среди гвардейцев Женька вдруг увидела де Зенкура и де Фрюке. Лица обоих испугали ее, – они были слишком красноречивы. Она поняла, что вместе с де Сандом надо было сдать королю всех, с кем она дышала одним дыханием на фехтовальной площадке. «Нет! – взглядом сказала девушка, поймав азартные глаза Альбера, и покачала головой. – Нет!» Но было уже поздно. Едва тюремная повозка отъехала от ворот Бастилии, кто-то свистнул, и гвардейцы короля стали отбивать ее у солдат Домбре. Раздались выстрелы… Домбре, раненый в ногу, упал.

– Годье, командуйте! – крикнул он с земли.

Началась полная неразбериха. Лошади, гвардейцы, солдаты, толпы парижан, скопившихся на улицах, чтобы посмотреть на казнь, смешались в один пестрый клубок…

К повозке пробился юркий де Фрюке и начал рукоятью пистолета сбивать замок, но, подстреленный Эженом, упал под колеса. Не все гвардейцы сочувствовали маркизе де Шале, поэтому кто-то уже дрался со своими, кто-то метался между долгом и чувствами, кто-то беспорядочно стрелял в воздух, пытаясь призвать к порядку… В испуге прижались к стенам домов вопящие горожане…

Вдруг из переулка вывалила внушительная когорта всадников под предводительством принца Конде. На шляпах у всадников развевались малиновые перья. Такие же перья были у всех, кто желал быть на стороне фехтовальщицы. Когорта Конде выскочила поддержать гвардейцев де Зенкура, и среди всадников Женька увидела де Лавуа и д’Ангре.

– Держитесь, сударыня! Дави кардиналистов! – кричал Конде и воинственно размахивал шпагой, на эфесе которой развевался такой, как и перья, малиновый бант.

С другой улицы выехали и ввязались в потасовку мушкетеры де Монтале и швейцарцы. Они были на стороне короля, и их было больше. Они смяли сопротивление, а повозку с фехтовальщицей снова затолкали во двор Бастилии. Женька сидела в ней, свалившись в угол и закрыв лицо руками. Ее радовало только то, что среди мятежников не было де Санда. Она думала, что из-за нападения казнь перенесут на другой день, но ошиблась. Командовать вместо себя комендант приказал Эжену, и тот, довольный собой, с готовностью бросился распоряжаться вместо своего начальника.

Арестованных тотчас увели в подвалы, ранеными занимались слуги и тюремный лекарь, а убитых сложили возле ворот. Среди этих последних был и де Зенкур. Открытые глаза его смотрели в небо. Вместе с восторгом схватки в них навсегда застыло выражение яростного желания быть первым. Рядом с ним лежал мертвый де Жери. Он лежал на боку, и его лица фехтовальщица не видела. Над убитыми стояли и угрюмо смотрели на их неподвижные тела де Стокье и де Блюм.

Принц Конде был арестован, но его увели не в подвалы, а наверх. На принцев суровые меры наказания не распространялись, поэтому кузен короля не унывал, смотрел весело и даже насвистывал что-то по пути в Бастилию.

Когда все утряслось, повозку снова выкатили за стены тюрьмы и под охраной швейцарцев повезли на Гревскую площадь. Горожане успокоились и теперь могли без помех наблюдать за тем, как движется к последней точке сюжет и жизнь его главной героини.

– Ой, да это никак та самая девица! – вдруг услышала сверху фехтовальщица. – Я видела ее в Этампе в телеге де Гарда! Ты погляди-ка, Аннет! Я еще тогда знала, что ее будут судить!

Женька подняла голову. На нее из окна смотрела дама, которой она едва не разбила яблоком лицо. На этот раз кинуть в нее было нечем, да и руки беспомощно свисали вниз под тяжестью кандалов.

– Поделом, милая, поделом! – ликовала прозорливая женщина.

Девушка усмехнулась и посмотрела на Эжена, который скакал рядом, как это было тогда, когда она сидела в телеге де Гарда. Он заметил ее взгляд и еще выше задрал подбородок. «Да, как тогда, в первый день, – вспомнила фехтовальщица. – А Эжен, наверное, уже видит себя комендантом. Улыбается… Жаль, что я не узнаю, что с ним будет, когда выйдет вторая часть моих «Записок». Генрих прибьет его. Или это будет де Санд? Над этим, пожалуй, даже можно посмеяться, как сказал король, если не было бы так грустно… Неужели мне так и отсекут голову?.. Или я до этого потеряю сознание?.. А если не потеряю?.. Как тепло сегодня… Весна…Такой приятный ветер… Будет жаль, если я его больше никогда не почувствую».

Гревская площадь сияла под утренним солнцем и выглядела не мрачно, а празднично. Даже, построенный помост напоминал скорее сцену, а не место для казни.

Фехтовальщицу уже давно ждали. Напротив эшафота на специальном возвышении под балдахином, защищавшим от солнца, сидел в кресле король. На этот раз он наблюдал последний акт чужой жизни не из окон Ратуши. Рядом с королем расположились королева, охрана и придворные, среди которых очень заметно выделялся Генрих де Шале. Он был весь в черном и так бледен, словно покрыл лицо пудрой. «Ничего… красивый костюм, – скользнула в весеннем воздухе еще одна легкая свободная мысль. – Наверное, нарочно пошил для этого случая».