Фехтмейстер - [20]

— Вот даже как? — Лунев отложил газету. — Занятно. А отчего, скажите на милость, этим делом вдруг занимается жандармерия, а не сыскная полиция?

Снурре вновь поправил сползающее пенсне.

— Госпожа Эстер, сами изволите понять, дамочка непростая. К тому же не российская подданная.

— Резонно, — согласился контрразведчик. Он еще раз пробежал глазами текст заметки. — Да, случай, однако, редкий! Что ж там за дворецкий, который эдак взял да в одиночку разбросал троих налетчиков?

— Господин Шультце, — как ни в чем не бывало напомнил полицейский чиновник, — если не ошибаюсь, это родной брат Артура Шультце.

— Того самого? — Лунев поднял на архивиста удивленные глаза.

— Если не ошибаюсь, — еще раз, точно набивая себе цену, ответил Снурре.

— А вы, как обычно, не ошибаетесь.

— Прежде не случалось, — довольный похвалой, подтвердил коллежский асессор. — Вот так-с.

— Сотник, — Лунев повернулся к ожидавшему у дверей атаманцу, — заводи свой экипаж, мы едем на Большую Морскую.

Если бы среднего жителя Петрограда, не говоря уже о прочих подданных империи, спросить, кто таков Артур Шультце, большинство бы, не утруждаясь напрягать память, пожало плечами. Кое-кто стал бы вспоминать обладателя этой незамысловатой немецкой фамилии меж своих знакомых. И это при том, что плоды его своеобразного искусства они, вероятно, держали в руках, и не по разу. Господин Шультце был необычайно скромен. Во всем, что касалось его неслужебных дел, он старательно избегал славы. Однако, невзирая на его ухищрения, тем, кто волею судеб и государя имел отношение к тайной войне или же попросту к уголовному сыску, эти имя и фамилия говорили немало.

Этот приятный в обращении уроженец Лифляндии сделал недурственную карьеру в российском монетном ведомстве и был вхож как в аристократический, так и деловой высший свет Санкт-Петербурга. Какое же горькое похмелье ожидало и тех и других, когда вдруг сей завсегдатай светских раутов и литературных салонов исчез из Петербурга и появился в Вене, да еще не просто так, а с ценным грузом. Среди рубашек, галстуков и костюмов в чемоданах Артура Шультце обнаружились пластины для печати десяти-, двадцати пяти-, пятидесяти- и сторублевых купюр. В скорости «шультцевки» наводнили приграничные губернии, Москву и Санкт-Петербург. Особенно много их оказалось именно в столице. Впрочем, кто знает, отличить фальшивки мог лишь эксперт. Бумага на купюрах была чуть иная, нежели у оригинала.

Мелькнув в Вене, Артур Шультце исчез, как в воду канул. Но, как можно было понять, с началом войны правительство Франца-Иосифа предложило беглому чиновнику наладить выпуск русских денег в максимально возможных количествах. Луневу доводилось встречать «шультцевки» и среди вещей убитых турецких офицеров, и в описи бумаг, обнаруженных при разгроме германского посольства. Счет здесь шел уже не на тысячи, а на миллионы рублей.

И вдруг на тебе, родной брат Артура Шультце живет и благоденствует здесь же, в Петрограде, под крылом весьма странной госпожи Лаис Эстер, подруги великих княгинь, а возможно, что греха таить, и их мужей, подданной императора Франца-Иосифа!

Разглядывая мелькавшие за окнами дома, Лунев вздохнул про себя, отмечая этот неприятный факт.

Конечно, «впоследствии не значит вследствие», и все, что он себе понапридумывал, может быть лишь чудовищной цепью совпадений. «А если нет? Если все же несовпадение? Лаис сама говорила, что ее брат — адъютант императора Австро-Венгрии, положил ей щедрое содержание. Не „шультцевками“ ли он ей выплачивает?»

Платон Аристархович поймал себя на мысли, что очень не хочет, чтобы госпожа Эстер была замешана в этом неприятном деле. «В конце концов, будь она и впрямь шпионкой, стала бы рассказывать о своем брате? Да и Конрад Шультце, когда бы он был шпионом, что бы ему стоило сменить паспорт и называться любой иной фамилией? Какие-то нелепости».

— Большая Морская, ваше высокоблагородие, дом адмиральши фон Граббе. — Сотник повернулся к своему начальнику. — Прикажете оставаться или с вами идти?

* * *

Поручик Вышеславцев любил производить впечатление на женщин. Сейчас, когда великое множество гвардейских офицеров, бывших для молодого жандарма естественными соперниками, сражались на фронтах, он чувствовал вкус неожиданной удачи и спешил воспользоваться ею как можно полнее. Правда, до сего дня ему не доводилось залетать столь высоко, но тем не менее он успокаивал себя мыслью о том, что знатная иностранка — всего лишь женщина, и стало быть, ей не устоять против такого обходительного кавалера, как он.

Вчера он лишь начал разговор с этой точно сошедшей с картинки модного журнала красавицей, когда вид предъявленного ей оружия вызвал у несчастной глубокий обморок. Сочтя благоразумным не дожидаться ее возвращения в чувство, поручик оставил караул у входа в квартиру и отбыл с отчетом, чтобы утром продолжить сие довольно пикантное, но все же незатейливое дело.

Теперь он ходил взад-вперед перед сидящей в глубоком кресле Лаис, демонстрируя статную фигуру и недюжинную мыслительную способность.

— …Итак, почтеннейшая Лариса Львовна, прошу вас еще раз сосредоточиться и ответить, что пропало в вашей квартире.