Феерия для другого раза I - [7]

Я их знавал, по крайней мере, дюжину – прекрасных девственниц и мускулистых аполлонов-лицеистов, которые в экстазе вожделели меня, молили, чтобы я разрешил им все вольности, пока меня не прикончили! Я бы нашел еще тысячу таких желающих меня – стоило только дать объявление… куда катится мир под крики «ура»? Устроить из дома свой собственный Колизей, стать мучеником, скромно предупреждать: у меня такая маленькая квартирка… Десять миллионов оголодавших, которые учуют вас сквозь стены! А, загнанный зверь, вот что предполагается!

– Да! Да! Да! Да! они существуют! Вы чокнутый! извращенец! свинья!

– В настоящий момент – нет! В любом другом случае – да! Похотливые и сопливые, трепачи и нюхачи, неистовые рамолики и истовые католики! Этого дерьма никогда не переешь! Точно! скажите! Лучше двадцать консультаций, чем один визит сентиментальной идиотки… ненависть, которую я испытываю к пустой болтовне! Особенно то вожделение к моему скарбу, которое сочится из них!

Я забыл о вас! Я убрал для вас все сценические шумы?! Пушки вдалеке! Барабанный бой! Он грохочет непрерывно на протяжении двух недель… Я увидел себя путешественником по Африке, лакомым блюдом людоедов*[47] под звуки тамтамов! Да! Я вам позабыл рассказать про пушки в пригородах на юго-западе! О, я пиит, это ясно! Яркие воспоминания и следом возбуждение, усталость и путаница в мыслях… но все же, они не все продумали!.. Я узнал от Памелы, моей Домработницы, про приготовления в квартале… не только про музыку по всему Монмартру… способ, которым меня уконтрапупили бы… а потом «маленькие гробики», «похоронки»?[48] Я об этом и не мечтал! А были ли «смертные приговоры» торжественно объявлены и скреплены подписью? Они потом хвастались, что нашли меня в погребе!.. Это брехня! Может, кого другого! Все подлецы – романтики и мечтатели, они походя придумывают свои жизни, полные взрывов, шпана из подворотни! Преступление им к лицу, любой риск оправдан, кинжалы продаются на Блошином рынке! Я не шибко боюсь за себя, не подумайте! я осознаю ужас происходящего, озлобление хуже, чем в 14-м… тогда? ну и? свет? чтобы горизонты нереальны, небо тоже, и люди, и коридоры… и эти двери, которые только что закрылись… все стало бы западней… О, несомненно, с 14-го, нужно признать, я старался соответствовать людям моего класса, это в дополнение ко всему!.. мое высокомерие от страха не оказаться среди мертвых… конечно, в переносном смысле!..

– Эй, ты там? эй! эй! склеротик! обманщик!

Чувствуешь себя отброшенным… Понятно! Привет!

Но…

Но Арлетт не пережила 14-го! У нее не было причин умирать! У нее не было задних мыслей! я безоружен перед ней… абсолютно невинна, они выпотрошили ее, раздавили на бойне. Она была прелестна, вот и все… Это уже преступление, быть такой хорошенькой… Мою мать, почти совсем слепую, они замучили ради развлечения. В Тулузе был такой лагерь – «пытки для стариков»…*[49] они меня обвиняли уж не знаю в чем?… они были безжалостны в отношении матерей. А потом Бебер, другой невинный, мой кот… Вы скажете, что кот – это шкурка! Вовсе нет! кот – это очарование, грация в движениях… весь «мурр-мурр»… в этих словах истина… Бебер рассказывал своими «мурр» обо всем, честно. Он отвечал на ваши вопросы… Теперь он мурчит только сам с собой… он не отвечает на вопросы… он разговаривает только сам с собой… как и я… он свихнулся, я тоже…*[50] Был еще один кот на Монмартре, почти такой же изысканный, как Бебер, принадлежащий Эмпьему, Марк Эмпьем*[51] назвал его Альфонс. Альфонс, он дурачился, взвивался в прыжке на открытии охоты!.. Плюх!.. утки! он выскакивал! не столь замечательный, как Бебер… какой уж тут настоящий язык «мурр-мурр»… ни красотой, ни усами!.. Я был горд… у Бебера была удивительная походка, вразвалочку, его манера идти рядом с вами, выгибая спинку, при условии, что с ним болтают… «Как дела, Бебер?»… «Мурр»… Ах, он этого хотел!.. Площадь Бланш, собор Трините, Бульвары когда-то… но вот уже на протяжении, по крайней мере, трех… четырех месяцев он больше не выходит вечерами… после начала налетов… он не выходит позже шести часов… Как все это не нравилось Беберу! Он громко мяукал!.. на весь дом… Он плевал на все наши увещевания… Он был ночным гулякой… но всегда один… одиночка!.. с нами… только с нами… и «мурр» каждые десять метров… двадцать метров… «мурр-мурр»… однажды он дошел почти до площади Этуаль… Он боялся только мотоциклов… если появлялся на улице хоть один, даже где-то далеко, он запрыгивал мне на спину, выпустив когти, он запрыгивал на меня, как на дерево… часто мы с ним совершали настоящие экскурсии по Набережным до заведения Маэ,*[52] кот на Набережной большая редкость… они с Лили не любили Сену… Эмпьем, я должен к нему вернуться, вы меня поняли, это Марк Эмпьем, писатель, хозяин Альфонса… Он жил за две улицы от нас…*[53] Я хочу вам рассказать о Марке Эмпьеме… еще одно маленькое отступление, вираж в сторону! Я не собираюсь сбивать вас с толку! Ах, такой друг! замечательный!.. просто необходимо, чтобы я рассказал вам о его пристрастиях… Чтобы вы не заблудились!.. Я не знаю писателя, равного Марку, в литературе того времени! Ни одного, кто бы стоил его промокашки, среди всей бумагомарательной французской братии! Ни одного соперника! Проза, драматургия, поэзия, юмор!.. Ни-ад-на-во! из тех, кого я знал! на протяжении последних пятидесяти лет! сказать вам по правде, его лира меня вдохновляла! Он, как волшебница-фея, преобразует слово… есть Мопассан, а потом только он. Вокруг него? до него? напротив? среди? Лаццарони!..