Феерия для другого раза I - [66]
Я, может быть, даже смогу ходить на костылях… трясущийся… дрожащий… я не уверен… меня тошнит, я блюю в ручей…
– Ах, ну кто же, кто его прикончит? Все уже украли! списали! выбросили!.. не дайте ему добраться до раковины!
Он меня не пустил!.. я жил без воды… ни посрать… ни поссать… Три недели, я это знаю… табурет мой прилип к заду… гноящиеся струпья!.. когда я выйду, если я выйду, я напишу вам прошение, вы меня поддержите! я больше не хочу! ничего терять!.. ни Бебера, ни Кочанчика, ни Нинив, другого кота, ни мою собаку Бесси…*[428] опять быть безвестным лекарем в предместье? может быть?… чтоб лечить только ревматизм?…
Первый месяц моя жена навещала меня в тюрьме, а потом они ей запретили.
– Он недостаточно ест! – вот что они сказали ей… – Он не опорожняется нормально!..
Доводы тюремщиков!
Клизма каждые две недели, горячее… вот средство!
Угрызения совести вас доконают…
Арлетт занимается всем, поддерживает меня по телефону, букетами цветов, которые собирается мне подарить… Она переворачивает песочные часы Суда как раз в тот момент, когда я уже собрался отдать концы…
– Он никогда не умрет!
Я жив только благодаря ей… у меня нет больше тела!.. почти не осталось души… Мир слишком жесток. Из-за этих мясников я лишился всего! Я узнал, как ужасны человеческие существа…
Жюль, каким тираном он был! Я вам рассказывал!.. но его я узнал уже на излете жизни… Когда не осталось сил!.. Я бы мог выколоть ему глаза, когда он лепил мою Арлетт нагишом… что меня бесит, так это текущая кровь! у него зоркие глаза, которые я бы ему выколол!.. как он меня презирал со своего постамента, тележки-подставки… вы можете рассуждать о греховности убийства… но я бы проткнул его кочергой… бааац! выбилбы глаз! Он меня нарочно провоцировал, называл бошем перед прохожими, консьержкой! Я должен был его прикончить!.. Тогда я оказался бы в тюрьме за убийство… И это было бы справедливо… Если бы я перечитал все страницы, как от меня требуют, я бы обнаружил множество скрытых мыслей… О, вы бы из этого ничего не сделали!.. ритм и вы! человеческая душа полна нечистого яда… оттуда все эти грязные мыслишки… Я душой и телом защищал ваши такие дорогие вам жизни! Я никогда никого не ограбил!.. Я никогда никого не обманул! Я даже никогда не пнул ногой пьяницу… доказательство – гуаши, статуэтки… в клоаке!.. все!
– Позируй, Арлетт! Позируй ему! Давай! Заголяйся!
Я ее подталкивал… Я все еще слышу свой голос…
Полуобнаженная, она была прекрасна… даже в зеленом свете газа… она спрашивала у меня разрешения… это было забавно… разрешение… на ее тело!.. я, который никогда ей ни в чем не отказывал… ничего не запрещал…
– Позируй ему, Лили!
Она хотела услышать от меня… она была сексуальной… театр всегда сексуален… это не мешало чувствам… у меня есть тому доказательство!.. тысячи доказательств!..
– Давай! Давай! Позируй ему!
Я прекрасно помню, это я настоял… она лежала на складной кровати… она преподносила ему как откровение дивные изгибы, певучие линии своего тела!.. эти длинные мускулистые ноги! результат занятий и дар божий…
– Я сделаю ее для тебя! только для тебя!
Арлетт из глины.
– Когда ты вернешься?
Сейчас он говорит обо мне, ушедшем… это понятно… он охранял Арлетт… может быть, так было бы даже лучше… думаю я… Она, возможно, не претерпела бы столько страданий, останься там, наверху, жить с Жюлем… Она была бы защищена! прикрывалась бы Жюлем! Папой Римским! по крайней мере, ее защищали бы четыре решетки на окнах! он бы торговал ею понемногу… ведь счастье переменчиво!
Это низко здесь, в яме, раздумывать, что было бы хорошо не брать на себя всю стаю! всех на себя! всю их поганую свору… я их подпускаю к себе, пусть напьются моей крови! Я люблю Лили, я ее люблю так, как никто и никогда, но я разбил ей жизнь… Она отличалась самопожертвованием, благочестием, я же не ценил ее! чем только она ни рисковала, чтобы пронести мне сюда, в тюрьму, маленький пирожок, дольку апельсина! апельсинового сока! ничего не поделаешь, когда вы весите чуть больше тридцати килограмм!.. Я вам выкладываю все, не раздумывая, что да как! Я не уверен, что не писал об этом выше, скажем, на… странице!.. Я поцелую вас, а вы испугаетесь!.. У меня столько всего, есть что порассказать, но для этого нужно прожить сто двадцать лет, не переставая писать, чтобы только рассказать вам о причинах… двести лет, чтобы начать рассказ о жизни… и все равно ничего не поймете!.. комиссия по расследованию меня бы арестовала, заключила в Крепость и вспорола бы брюхо… даже здесь, на бальтавской земле!.. Я бы оттуда не вырвался! Я бы прославил их имена, выбил в мраморе! и Заседателя из Посольства! и Министра! сраный римлянин! Подлюга! Не удивляйтесь! У меня есть на то причины! Я ославляю их и в своем романе! я пишу не останавливаясь! Я размышляю! прильнув ухом к скважине, распластавшись на мраморе, я слышу все! Я снова вспоминаю… как он соблазнял Арлетт, этот калека и ссыкун Жюль!.. кофе подействовал! точно! даже если они меня сейчас свяжут, я буду твердить: кофе подействовал! Есть такой сорт кофе – мокко, которого вы больше днем с огнем не сыщете! настоящий арабский кофе!.. несколько раз я был пьян от кофе! и от вишневой водки! а она вовсе не пила! я заставлял ее! я уверен, что он ее разжалобил! она растаяла! Я б наплевал на все в обычное время, но шушуканье в нашей деревушке! Я вам говорил: два проспекта, четырнадцать улиц, двадцать два переулка – Монмартр! Яд, две капли которого убивают все и вся! самый ужасный поселок на свете в смысле злостных сплетен! ничего подобного не найдется во всей вселенной! языками полощут, как нигде! Арлетт, позируя нагишом, развалилась на раскладушке! пиздой наружу! оказывается, я к тому же еще и сутенер! а он пишет ее акварельными красками! удовлетворяя возбуждение своих ляжек и ануса! куда бы я ни пошел!.. я все время думаю об этом… я думаю об этом… они были соучастниками… инстинктивно!.. ну, хорошо!.. Я – природный сводник, любящий звонкую монету!.. Сутенер, мать твою!
