Феерия для другого раза I - [39]

– Ему платят! Ему платят боши! – кричал он.*[328]

Он показывал на меня пальцем! на меня, тонущего в навозной жиже! гнусная жизнь! И гнусны те, кто сейчас приходит! они хотят поссать! и Эстрем, и малыш Лео!.. они стягивают трусы с Эльзы!.. Скандал в отстойнике!.. Они все помогают ей стянуть трусы!.. чтобы помочиться на меня сверху!.. а я плаваю в жиже и глотаю все говно!.. Эльза! ее отчаяние!.. ее трусы не стянуть и десяти! двадцати! тридцати! отчаянный визг Эльзы! Они специально заставляют ее страдать! Они сплетаются вшестером! ввосьмером! чтобы вырвать у нее промежность! Как же она вопит! Я ору вместе с ней! Это не сон!.. Тот, другой, тоже орет! тот, что рядом! и акушерка из 16-й! Пипи! пиии! пипиииии! это на нашем бальтавском! Я не бредил!.. Я не бредил!.. Я видел!.. Я видел все!.. Я слышал все!.. ах! но только не тачка!.. Держись! Держись! Держись! за свой табурет! Держись! Держись! Я не хочу! вам смешно?… смешно?… Мы вопили хором… вместе с 16-й!.. с 18-й и со 130-й!.. Я перекрикиваю Хорька… тоже мне, потрясатель… «Ай love you!»… – кричу я ему!.. как у Шекспира!.. «Я люблю тебя!» пусть приступает! начинает! этот тип рядом! я их вижу насквозь! Ах! правда, я же их вижу! физиономию Франсуа в атласных туфельках, в треуголке, в костюме для тирольского танца! И Штюльпнагель*[329] под лестницей театра Комедии!*[330] «Сибуар»![331] он ее лапает, ничтожество! Пипи! Пипи! донельзя заумная мистика!.. все-таки такая банда вредителей, как они, отнимают у меня Лапландцев! украденный Ретондо, Ашер! мое мясо, вонючая похлебка!.. разъеденные тюремные стены! Я, уважаемый человек, бандит с большой дороги! самый настоящий предатель! Никогда не скандалил! я только лаял, чтобы мне поставили клизму, я потасканный всеми дорогами!.. эта кавалькада!.. в каком я состоянии! Скандал на парижских мостовых и во Фландрии! я, избежавший покровительства сильных мира сего! я никогда не стучал в парадные подъезды! они открывались как по волшебству!.. тачка и оп! и давай! ступица в огне! этот вопящий… пылающий хаос! тайком! двенадцать тысяч километров крадучись! какой стыд! позор! понятно, что сирены истошно воют!.. и лают собаки, и тревога в порту! и полицейские свистки заливаются вокруг! пожарные несутся по городу, по Бальтавии, с ее большими и маленькими лестницами и переходами: «Догнать бешеных! в «скорую» их! в «скорую»!» и двенадцать собачьих свор несутся по окрестностям! обрыскивают все кладбища! О! Да я вас развлекаю!.. бездельно валяюсь на дне!.. а Время?… Я убегаю от времени – но время меня догоняет!.. я хочу умереть на вилле!.. мой рассудок, разумеется, слегка пошатнулся, но мое безумие вовсе не в порядке вещей…

И этот мерзавец Сибуар со своей Фарисейкой!.. Извините, что вдаюсь в детали… я все вижу!.. я вижу все сквозь эти стены…

Где они сейчас, провидец?…

– Я все сказал! да, я сказал! я всех выдал! описание, приметы! Все! Тачка! Лук-порей! В нечистоты его, еще дальше, чем Ашер! здесь вывалить, оп!.. Сто раз перекрестился!.. и еще обоссал меня с бортика!.. Я видел их! слышал! Profundis! Profundis!.. костюм для тирольского танца и треуголки! я больше не отрываю глаз от стен! Им больше не удастся пустить мне пыль в глаза! Я возмущен! Я вне себя! Они опять издеваются надо мной, и я совсем потерял голову! А я всегда внимательно выслушивал чужие жалобы!.. Кто же выслушает меня?… Никто! не я ли лечил вас?… Никто!.. Всем все равно!.. О-па! О-па! да они сейчас себе все глотки надорвут!.. все здешние заключенные!.. веревки! орут на разрыв легких!.. я уйду, никто и не ойкнет! А, он сможет превратиться в улю-лю, Хорек! погрязший в рутине ужасов, привет тебе!.. Никто и бровью не поведет!.. Вы сидите на дне ямы, так заткнитесь… Вы заключенные из секции К!.. Вы, случайно, не с той стороны могилы?… ах нет, с той стороны кладбища?… с красивыми домами?… вы их видите, эти красивые дома?… восемь этажей достатка… Ах, извините!.. Все вы врете!.. Вы обозреваете лишь свою камеру… вы же не в тех красивых домах… вы в трех… четырех тысячах метров… от кладбища… что за великолепный вид!.. из вашей тюрьмы, я имею в виду… а там, за кладбищем… поначалу, когда у меня еще были хоть какие-то силы, я поднимался, дотягивался до отдушины, вровень… бритоголовые, я хорошо их видел… хорошо видел «восьмиэтажку», в трех, четырех тысячах метров!.. Сейчас у меня совсем нет сил… и потом, этот Гортензиа, выскакивает из пустоты и душит меня… он все время торчит возле решетки… Я видел эти здания, правда-правда… какие дома, дай бог всякому!.. А что вы знаете про рай?… существует ли он?… не существует? Рай – это когда хорошо, это дома, стоящие в трех тысячах метрах, обжитые, восьмиэтажные! полный комфорт! окна с занавесками, лифт, вот что я видел… Я действительно не могу больше подниматься… Я намертво кровью и струпьями присох к нарам… Я говаривал не так давно, что удавлюсь… хвастовство… А еще Гортензиа и остальные?… в треуголках?… тирольцы? они тут же возникнут, схватят меня за горло!.. к тому же Лео, Тото, Жюль!.. и Эстрем! Куда я убегу?… Они бы бросили меня в тачку и оп! в путь!

Только стены!.. Вот!.. это все!.. Доверяю только своим стенам!.. И себе!.. Доверяю себе!.. своему слуху!.. и зрению!.. Я добиваюсь всего сам!.. еще привычные шумы в ушах, грохот товарняков… два… три!.. двигаются в Батиньоль… и грохочут по Фландрскому мосту и в трех тоннелях по соседству… и без всех этих свистков!.. тюремных, железнодорожных, тех, что звенят у меня в ушах… тех, что мерещатся ночью… Ни разу ни малейшего сомнения в их реальности!.. мой тончайший слух!.. Дирижер!.. а еще этот невоспитанный тип и оголтело ревущие этажи!.. вот повитуха внизу, что орет, как двадцать пять новорожденных младенцев!.. эти вопли!.. 28-я! Я повторяюсь?… ну и что?… У меня же есть уши!.. Весь этот невыносимый визг возбуждает меня… подумайте, годы, проведенные в Тарнье!.. Брендо, Лантюежюль…*