— Скорее!.. Лес горит!..
— Где?
— За ручьем… Николай Захарович, там дядя Петрусь!
— Один?
— Один.
— Тридцать первый квартал, — сказал председатель и, обернувшись к счетоводу, добавил: — Антон Филиппович, звоните в район. Остальные — в село: собирайте народ с лопатами, топорами. Я — на поле. Возьму оттуда две машины, людей, соберу нашу колхозную противопожарную дружину.
— Мне что делать? — спросил у Николая Захаровича Федос.
— Отдыхай. Ты свое дело сделал.
И председатель вышел из конторы.
Федос был уже дома, когда по дороге промчались в лес грузовики с мужчинами. Следом за ними прогрохотали две пароконные подводы. Тоже с людьми.
Вечером стало известно: пожар удалось сбить. Потушили лес. Эту весть принес Микола.
Вернулся и дядя Петрусь. Был он обессиленный, пропахший дымом, со следами копоти на лице и обожженными бровями. Одежда лесника местами обгорела.
Федос понимал, что сейчас не до него, и не заводил никаких разговоров. Но дядя Петрусь сам подошел к племяннику.
— Спасибо, брат, — как равному сказал он. — Я и не думал, что ты так быстро управишься.
Потом спросил:
— А с коленом что?
— Ушиб немного. Распухло.
— До свадьбы заживет. Лес спасли. Это главное…
Тетя Настя ходила по хате и все охала.
На следующее утро районное радио передало сообщение о лесном пожаре. Федос услышал, как в числе других, кто особенно отличился в борьбе с огнем, были названы фамилии дяди Петруся и его, Федоса.
Сперва даже не верилось. Но Марыля и Микола стали Федоса поздравлять.
— Да бросьте вы! — смутился Федос. — Я ведь и огня-то не видел. Наверно, это не меня называли, а моего однофамильца.
— Какой там однофамилец! Ясно было сказано: «Петр Михайлович Каляда и Федос Малашевич».
Сердце Федоса радостно заекало.
Через два дня Федоса с дядей Петрусем вызвали в правление колхоза.
Дяди дома не было: еще на рассвете отправился в лес. С Федосом пошла тетя Настя.
В правлении сидело несколько мужчин. Один из них, совершенно незнакомый Федосу, одет был в темный китель с зелеными петлицами и нарукавными знаками лесного хозяйства. На столе лежала перед ним желтая кожаная папка.
— Так вон ты какой, Малашевич! — Незнакомец поднялся и, как взрослому, протянул Федосу руку. — Парень что надо. Настоящий защитник природы. За смелость и решительность при тушении лесного пожара районный отдел лесного хозяйства награждает тебя грамотой.
— Да я и не тушил… — покраснел Федос.
— Ты сумел быстро вызвать людей на помощь. Они ликвидировали очаг… — Незнакомец вынул из папки грамоту: — Да бери же, заслужил!
— А… дяде Петрусю?..
— Нет, вы посмотрите на молодца! Не хочет брать грамоты, пока не узнает, наградили ли его дядю! — засмеялся человек в кителе. — Бери-бери. Петра Михайловича мы вызовем специально в район и там, в присутствии всех лесников, наградим.
— А это тебе от правления колхоза, — председатель Николай Захарович протянул Федосу сверток. — Новый костюм.
Второй день идет дождь. Нудно барабанит по стеклам. Омытая дождем картофельная ботва словно заново зазеленела в огороде.
Над садом время от времени пролетают мокрые вороны.
На молодой яблоне поблескивает хрустальными каплями густая листва. Яблоки, румяные и золотистые, настолько красивы, что как-то даже не верится, что они настоящие. Кажется — игрушечные, сняли их с новогодней елки и повесили сюда.
Колено у Федоса уже давным-давно не болит. Да только скучно. Носа за двери не высунешь. А смотреть в окно надоело. Правда, дядя Петрусь говорит, что дождь — это ох как хорошо. Он, наверно, прав: в самом деле дождя давно не было. Но пока приходится сидеть дома одному. Взрослым не скучно: дождь или солнце — они все равно каждый день уходят на работу. Конечно, если разобраться, то Федос в доме не один.
Кот Пыжик тоже не очень-то любит лазить по набрякшему водой песку, по мокрой траве. В такую погоду он отдает предпочтение печке или удобно усаживается в уголке кровати.
О еноте Дутике и говорить нечего: он всегда там, где сухо, уютно и три крыши над головой. Иными словами — под столом. Свернулся косматым пушистым кольцом и дремлет.
— Дутик! Пыжик! Хватит валяться, вставайте!
Пыжик отвечает «мяу!», а Дутик лежит, не шелохнется, словно и не слышал ничего.
Тогда Федос идет на хитрость. Он достает из кухонного шкафа кувшин с молоком и наливает оттуда малость в кошачье блюдечко.
— Кто первый!
Кто? Оба!
Молока чуть-чуть, на самом донышке. Несколько раз лизнули — и нет. Енот сердится: стоило ли тревожить из-за такого пустяка. Кот тоже невесел.
А Федос на енота не обращает внимания. Ему поиграть бы. Привязал нитку к бумажному мячику — и давай таскать по полу.
Пыжик смотрел, смотрел — не выдержал, бросился догонять. Бумажный мячик, ведомый Федосом, переместился к Дутику. Тот попытался отогнать его от себя, но вместо мяча угодил лапой в кошачий нос. Кот зашипел от гнева и бросился на невольного обидчика.
Он вскочил на енота и цапнул его когтями за ухо. Но и енот не лыком шит. Стряхнул с себя полосатого забияку, зубами его за холку, зарычал грозно.
Федос уж и сам не рад, что такое затеял. Еле растащил разбушевавшихся драчунов.
Бросил им яичную скорлупу.
И легкая скорлупка, похожая на белую лодочку, запрыгала по комнате.