Фёдор Черенков - [5]
И дальше понес полный бред. Я как мог пытался его успокоить..."
Позвонили родным, дали Феде трубку, но если бы все было так просто... Руководители делегации стали подумывать о досрочной отправке Черенкова домой, но сажать его одного в самолет было рискованно. Сошлись на том, что освободили от тренировок и установили аккуратный контроль.
По возвращении в Москву Федором занялись врачи, лечившие его раньше, и довольно быстро привели в норму. 3 марта он уже сыграл за "Спартак" в матче открытия сезона, а во втором туре положил два "Зениту".
А сборная тщетно пыталась найти прошлогоднюю игру. Уступила дома англичанам и в гостях румынам (в каждом из двух матчей Чивадзе не забил пенальти). Последней каплей стал майский домашний матч с финнами. Восемь киевских игроков синхронно отбыли номер, и эта нулевая ничья ожидаемо спустила курок. Через пару дней Малофеев был отправлен в отставку. Бразды правления передали амнистированному Лобановскому, чье "Динамо" выиграло накануне Кубок кубков.
Назначение перед отправкой в Мексику на место коллеги, у которого не заладилось, на волне европейского успеха и большого клубного представительства было пусть где-то и рационально, но с учетом решения им задачи вывода сборной на чемпионат — не по-человечески. По большому счету, к Валерию Васильевичу нет претензий, не он себя назначал. Мог бы, конечно, поступить благородно, однако тренерская стезя не по майскому лугу — по минному полю петляет. Жесткая штука конкуренция, а за чемпионат мира особенно.
Сейчас можно гадать, как сложилось бы у Черенкова, возьми его в Мексику Малофеев. Хочется верить, зажег бы словами, как за ребенком ходил и, глядишь, излечил бы душу. Но можно было и сломать. Нам в любом возрасте хочется чудес, потому и открываем сердце добрым волшебникам, а потом гневно изгоняем, оскорбленные неслучившимся.
Но было как есть: сборную возглавил человек рациональный, чьи решения основывались на холодном расчете. Федор мог стать проблемой, а в игровом плане вряд ли вписался бы в бешено готовую стаю молодых киевских львов. И на второй день после принятия команды Лобановский отправил домой его и Гоцманова.
Вспоминает доктор Мышалов:
"Валерий Васильевич ему (Федору) о своем решении сообщать не стал. Вызвал меня и сказал: "Прошу дипломатично, как вы умеете, поговорить с Черенковым. Деликатно дайте знать, что в дальнейшем он в сборную привлекаться не будет из-за болезни, которая может в любое время обостриться".
Я не знал, с какого боку подступиться. Взволнованно, путаясь в словах, начал издалека:
— Претензий к тебе никто не предъявляет. Но в целях профилактики, чтобы сохранить твое здоровье… Ведь мы опять летим в Мексику... твои проблемы... стрессовая нагрузка...
Выслушав это бормотание, Федя не выдержал, заплакал. Потом взял себя в руки, собрал сумку и уехал из Новогорска".
В Мексике сборная наделала шуму, но немного не рассчитала. Начали с места в карьер (6:0 над венграми), выиграли группу, а в 1/8 неожиданно оступились на скромной команде Бельгии при результативных судейских ошибках. Однако игра впечатлила, и Лобановскому доверили два следующих цикла. Его команда победным маршем пройдет по Европе, где станет вице-чемпионом.
В конце восьмидесятых мэтр вспомнит о Черенкове — пару раз даст сыграть в товарищеских матчах и даже выпустит на шесть минут в отборочном поединке чемпионата мира против турок, но было ясно, что это лишь дань общественному мнению. На Италию-90 переживавший тогда вторую молодость Федор тренером не рассматривался.
— Позже, когда вы пересекались с Лобановским, в кулуарах, не спрашивали его, почему он вас тогда не брал в сборную? — будут донимать Черенкова уже после завершения карьеры.
— Ничего я не спрашивал, я очень уважительно к нему отношусь, считаю талантливым тренером...
— А Бесков все-таки лучше?
— Бесков — лучше.
Часть 4. Футбольный Махатма Ганди.
Его уделом и средой обитания остался внутренний чемпионат. А может, точнее будет сказать иначе: осталась просто игра, в которой он жил.
"Я не замечал каких-то ударов по ногам. Только когда собьют, лежишь и думаешь: стоп, это уже нарушение правил. Я был беспредельно увлечен игрой".
Не он один — все выходившие на поле любили футбол, но любили нормально, с известной долей корысти. Добытчикам-семьянинам, завсегдатаям заведений, охочим до девушек и "тачек" — игрокам любой доминанты были нелишни деньги — меновый эквивалент, жизненно необходимый всем, от министра до дворника. И эта зависимость так или иначе присутствовала в подсознании. Играть альтруистически, из чистой любви к процессу, было немножко не от мира сего.
После инфарктного сезона-86, когда прореженный Бесковым "Спартак" к середине турнира опустился на последнее место, а потом вдруг разгромил минчан 7:0 и начал невероятный по протяженности спурт, вернувший команду в призеры, — восемьдесят седьмой ждали со смешанным чувством. Это был "Спартак" новых фамилий — от пришедшихся ко двору Шмарова, Пасулько, Мостового, Суслопарова до промелькнувших Меликяна, Еременко, Сурова, Бокия, Каюмова, Месхи-сына... В отсутствие былых вожаков на Черенкова легла обязанность не просто креативить — нести ответственность за игру.
Он ушел к Янеку, Прокопу, близкому другу своему Курнилке – туда, где будут гонять невесомый мяч. А нам остается память – и чуть досадно, что говорят в основном о его душевности. Все правильно, но для футболиста важнее футбольное, а плеймейкера такого масштаба в «Динамо» моего детства не было. По таланту он был игрок сборной СССР, по значимости в командной игре равен Кипиани, Гаврилову, Буряку, Манучару Мачаидзе, Оганесяну – игрокам его дарования.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Венедикт Ерофеев (1938–1990), автор всем известных произведений «Москва – Петушки», «Записки психопата», «Вальпургиева ночь, или Шаги Командора» и других, сам становится главным действующим лицом повествования. В последние годы жизни судьба подарила ему, тогда уже неизлечимо больному, встречу с филологом и художником Натальей Шмельковой. Находясь постоянно рядом, она записывала все, что видела и слышала. В итоге получилась уникальная хроника событий, разговоров и самой ауры, которая окружала писателя. Со страниц дневника постоянно слышится афористичная, приправленная добрым юмором речь Венички и звучат голоса его друзей и родных.
Имя этого человека давно стало нарицательным. На протяжении вот уже двух тысячелетий меценатами называют тех людей, которые бескорыстно и щедро помогают талантливым поэтам, писателям, художникам, архитекторам, скульпторам, музыкантам. Благодаря их доброте и заботе создаются гениальные произведения литературы и искусства. Но, говоря о таких людях, мы чаще всего забываем о человеке, давшем им свое имя, — Гае Цильнии Меценате, жившем в Древнем Риме в I веке до н. э. и бывшем соратником императора Октавиана Августа и покровителем величайших римских поэтов Горация, Вергилия, Проперция.
Скрижали Завета сообщают о многом. Не сообщают о том, что Исайя Берлин в Фонтанном дому имел беседу с Анной Андреевной. Также не сообщают: Сэлинджер был аутистом. Нам бы так – «прочь этот мир». И башмаком о трибуну Никита Сергеевич стукал не напрасно – ведь душа болит. Вот и дошли до главного – болит душа. Болеет, следовательно, вырастает душа. Не сказать метастазами, но через Еврейское слово, сказанное Найманом, питерским евреем, московским выкрестом, космополитом, чем не Скрижали этого времени. Иных не написано.
Для фронтисписа использован дружеский шарж художника В. Корячкина. Автор выражает благодарность И. Н. Янушевской, без помощи которой не было бы этой книги.