Фёдор Черенков - [3]
И все. Федор попал в число одиннадцати и действительно играл против Шаланы. В том матче наши учинили разгром 5:0.
Черенков забил два мяча. Открыл счет на 16-й минуте — с лету под углом, пластично извернувшись после навеса с фланга, а на 63-й реализовал "буллит" — обвел Бенту и закатил в пустые ворота.
Но самым красивым мог стать еще один, незабитый. Получив пас "в спину" у линии штрафной, Федор не то шведой, не то пяткой в касание перебросил мяч через головы — свою и защитников — и шмыгнул между португальцами к опускающемуся мячу. Не дав коснуться земли, нанес могучий, не черенковский удар — перекладина! Это было почище знаменитого гола Пеле в его первом звездном финале и могло войти в топ столетия.
Второй мяч португальцам был одиннадцатым в четырнадцати матчах за сборную (а еще двумя неделями раньше не засчитали в Швейцарии) — неудивительно, что с такой стрельцовской статистикой Черенкова рвали на части.
17 мая — товарищеская встреча в Вене с австрийцами, 22-го — отборочная с поляками в Хожуве, 26-го — девяносто минут за олимпийскую сборную уже в другом отборе против Болгарии, 1 июля — снова в составе первой с финнами в Хельсинки.
Тот год вышел лучшим в карьере Черенкова. Было трудно представить, что спартаковец впишется в реестр Лобановского, чей чудовищный атлетизм коллективного отбора раздавил в семьдесят пятом всю клубную Европу, но Федор набрал фантастическую форму. Ринат Дасаев вспоминает: "Кроме “Спартака” он выступал еще и за обе сборные — первую и олимпийскую, пересаживаясь из поезда в поезд, из самолета в самолет, меняя футболки и партнеров. Я видел, как иногда, приезжая в Тарасовку из очередной поездки, Федя запирался в комнате и отлеживался, приходя в себя".
Непостижимым образом Черенков успевал восстановиться в череде матчей один важнее другого, требовавших колоссального напряжения, и именно эта несвойственная Феде выносливость не дает покоя в свете случившегося. "Колотов умер в пятьдесят, у меня был инфаркт — это от нагрузок Лобановского", — скажет известный в прошлом защитник Виктор Звягинцев еще до последних трагедий. Фармакология того времени делала упор на снижение порога усталости, а вторым ударом шло форсирование восстановления.
Федору, казалось, все нипочем, он летал по полю. Его популярность росла как на дрожжах. Он даже решился на химическую завивку, и это диво лишь подчеркнуло новый статус кумира. Впрочем, прическа была не его инициативой: жена и ее подружка-парикмахер, молодые девчонки, загорелись идеей — так за границей носят. Федя отбивался, но в конце концов махнул рукой. Потом, когда "химию" состриг, жена жалела: "С кудряшками было лучше..."
Я запомнил того завитого Федора по июльскому матчу в Минске. Он был немного уставшим, и динамовские партнеры по олимпийской сборной (принявший ее Малофеев использовал Янушевского, Шишкина, Гоцманова, Алейникова, Гуриновича, а Пудышева примерит следующей весной) сумели отыграться с 0:2 к десятой минуте и вырвали победу. По возвращении в Москву Бесков назначил крайнего — отчислил капитана команды Олега Романцева, а через матч ввел в состав харизматичного Александра Бубнова.
Осенью к сборным добавились еврокубки — еще шесть матчей на высшем уровне. Нагрузка на Федора достигла предела. Ему бы взять паузу, согрешить на "заднюю поверхность бедра" или просто "повозить тачку", но при всей игровой смекалке житейская хитрость была для него трудна. Да и негде было волынить: осень — пора урожая.
Черенков сыграл главную роль в решающей фазе олимпийского отбора. Его выездные голы в Венгрии (1:0, гол за минуту до конца) и Греции (3:1, второй победный на 84-й минуте) принесли команде путевку в Лос-Анджелес, воспользоваться которой не довелось из-за бойкота Олимпиады — ответных санкций за Москву четырехлетней давности.
В первой сборной результат не задался: одолев через четыре дня после греков команду Польши (2:0), наши проиграли решающий матч португальцам в Лиссабоне, где Шалана заработал пенальти, найдя ногу Боровского. На последних минутах встречу едва не спас удар-навес Черенкова с правого края: мяч опускался в "девятку", но попал в перекладину.
До этого сборная больше года не знала поражений и досрочно выиграла бы группу, сыграй поляки с португальцами хотя бы вничью двумя неделями раньше. Но те не упирались и слили домашний матч, не выставив Бунцола, Бонека и Дзекановского, что было неудивительно на фоне тогдашних настроений ("Орла врона не покона" — "Ворона орла не победит»". Спорткомитет СССР отреагировал на невыход в финальную стадию чемпионата Европы люстрационным документом, запрещавшим использовать Лобановского и Симоняна в качестве тренеров любой сборной страны, от первой до юношеских.
А спартаковцев в осенних раундах Кубка УЕФА ждала удача. Дежурно пройдя финский ХИК (2:0, 5:0), во втором раунде подопечные Бескова сотворили сенсацию — они одолели действующего обладателя Кубка европейских чемпионов британскую "Астон Виллу". Домашняя ничья 2:2, добытая на последней минуте ударом Гаврилова, оставляла шансы на ответный матч. 2 ноября в Бирмингеме ознаменовалось бенефисом Черенкова. Проигрывая по ходу, спартаковцы вырвали победу над лучшей клубной командой Европы за счет голов Федора на первой и предпоследней минутах второго тайма.
Он ушел к Янеку, Прокопу, близкому другу своему Курнилке – туда, где будут гонять невесомый мяч. А нам остается память – и чуть досадно, что говорят в основном о его душевности. Все правильно, но для футболиста важнее футбольное, а плеймейкера такого масштаба в «Динамо» моего детства не было. По таланту он был игрок сборной СССР, по значимости в командной игре равен Кипиани, Гаврилову, Буряку, Манучару Мачаидзе, Оганесяну – игрокам его дарования.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Венедикт Ерофеев (1938–1990), автор всем известных произведений «Москва – Петушки», «Записки психопата», «Вальпургиева ночь, или Шаги Командора» и других, сам становится главным действующим лицом повествования. В последние годы жизни судьба подарила ему, тогда уже неизлечимо больному, встречу с филологом и художником Натальей Шмельковой. Находясь постоянно рядом, она записывала все, что видела и слышала. В итоге получилась уникальная хроника событий, разговоров и самой ауры, которая окружала писателя. Со страниц дневника постоянно слышится афористичная, приправленная добрым юмором речь Венички и звучат голоса его друзей и родных.
Имя этого человека давно стало нарицательным. На протяжении вот уже двух тысячелетий меценатами называют тех людей, которые бескорыстно и щедро помогают талантливым поэтам, писателям, художникам, архитекторам, скульпторам, музыкантам. Благодаря их доброте и заботе создаются гениальные произведения литературы и искусства. Но, говоря о таких людях, мы чаще всего забываем о человеке, давшем им свое имя, — Гае Цильнии Меценате, жившем в Древнем Риме в I веке до н. э. и бывшем соратником императора Октавиана Августа и покровителем величайших римских поэтов Горация, Вергилия, Проперция.
Скрижали Завета сообщают о многом. Не сообщают о том, что Исайя Берлин в Фонтанном дому имел беседу с Анной Андреевной. Также не сообщают: Сэлинджер был аутистом. Нам бы так – «прочь этот мир». И башмаком о трибуну Никита Сергеевич стукал не напрасно – ведь душа болит. Вот и дошли до главного – болит душа. Болеет, следовательно, вырастает душа. Не сказать метастазами, но через Еврейское слово, сказанное Найманом, питерским евреем, московским выкрестом, космополитом, чем не Скрижали этого времени. Иных не написано.
Для фронтисписа использован дружеский шарж художника В. Корячкина. Автор выражает благодарность И. Н. Янушевской, без помощи которой не было бы этой книги.